Джон Перри - Завоевания в Центральной и Южной Америке XV—XIX веков. Под властью испанской короны

Династию Бурбонов Семилетняя война не сокрушила. Ее представители прочно сидели на тронах Франции и Испании, объединенные Семейным пактом, направляемые в основном людьми, чьими руководящими принципами были неприязнь к Великобритании, желание отомстить и вернуть себе то, что было потеряно в колониях и на море. Франция немедленно приступила к восстановлению военно-морской и сухопутной мощи, что представляло собой задачу, в выполнении которой французы добились заметного успеха и неоднократно советовали своим испанским союзникам делать то же самое. Для французов возобновление войны было делом решенным. Франция ожидала только финансового восстановления и подходящего случая. Такой случай представился в виде восстания большей части британских североамериканских колоний в 1776 году. Франция объявила войну Англии в 1778 году, а Испания – в 1779 году Французский флот находился в зените своей военной мощи. Испанский флот, хотя и был хуже укомплектован, имел в своем составе много новых кораблей отличной конструкции, построенных под влиянием французов. Впервые за сто лет французские и испанские флоты имели возможность установить, по крайней мере временно, превосходство сил в Карибском бассейне. Испанский флот, имевший базу в Новом Орлеане, взял Пенсаколу в 1781 году и отвоевал Флориду, которая была официально возвращена Испании по договору 1783 года. Однако за этот успех испанская корона невольно заплатила высокую цену – властью и престижем. Авторитарный монарх огромной колониальной империи, владения которого были расположены на большом расстоянии друг от друга, подал опасный пример, оказав помощь подданным соседней империи в восстании против их короля.

Падение Гаваны и бурная суетливая торговая ярмарка, которая проходила там большую часть года с участием купцов, которые входили в ее гавань вслед за английским флотом, уничтожили всякие остававшиеся иллюзии о монополии в Атлантике, регулируемой Испанией. То, что случилось в Гаване после ее захвата, было просто сконцентрированной и открыто признаваемой версией того, что в большей или меньшей степени происходило в большинстве гаваней в Индиях. Экономики регионов Испанской Америки, сильно изолированные друг от друга, были многими и разнообразными нитями связаны с экономиками различных стран Западной Европы. Какие бы препоны ни ставили испанские регламенты, процветание Индий все больше зависело от прямых или косвенных контактов с растущим промышленным и коммерческим благосостоянием Европы, особенно Англии. Поразительный рост производительности горнодобывающей промышленности, животноводства и сельскохозяйственных плантаций в некоторых регионах Испанской Америки во второй половине XVIII века, неуклонный рост экспортной торговли Индий отражали рост производительности промышленности Северной Европы, где пользовались спросом сырье, тропические культуры и продукция животноводства, и увеличение грузоподъемности европейских торговых кораблей. Отдельные испанцы и испанские фирмы, имевшие свой бизнес в Индиях, естественно, играли заметную роль в этих изменениях, но сама экономика Испании получала мало пользы – лишь в той степени, в какой Испания участвовала в общем ускорении экономической активности Европы.

Самым поразительным результатом развития торговли в Индиях во второй половине XVIII века была торговля кожами из региона Ла-Платы. Начинающаяся промышленная революция в Европе сильно повысила спрос на кожу не только для сапог, ботинок и шорных изделий, но и для движущихся частей механизмов, кузнечных мехов, рессор и кузовных изделий, а также для многих других целей. Огромные стада одичавшего скота паслись в пампасах на территории современной Аргентины до самого подножия Анд – явно неистощимые запасы. Разрешение, данное в 1735 году испанским «реестровым кораблям», использовать порт Буэнос-Айреса, который до того момента был официально закрыт для большинства кораблей, предоставило полезную возможность торговле, которая, вероятно, развилась бы незаконно в любом случае и без этого. Буэнос-Айрес стал одним из главных источников кож в мире. Приблизительно до 1770 года эксплуатация стад представляла собой в основном нерегулируемую охоту на диких животных. В это же время случались и нехватки из-за беспорядочного забоя коров; характер этого бизнеса изменился со свободной охоты для всех на тщательную защиту, выпас и разведение скота в организованных estancias (хозяйствах, фермах). Аналогичное развитие произошло и в более старых регионах скотоводства на севере Новой Испании; хотя ввиду того, что в этих регионах не было гавани, сравнимой по удобству с Буэнос-Айресом, их экспортная торговля была гораздо меньше по объему. В среднем ежегодный экспорт из Буэнос-Айреса в 1770-х годах составлял приблизительно 150 тысяч кож. К 1790 года он вырос до почти полутора миллионов кож. В то же время было найдено решение проблемы, которая мучила скотоводов в Америке еще с XVI века: что делать с мясом? Изначально, за исключением сала, которое всегда было ценным продуктом для торговли, и относительно небольшого количества говядины, которое могло быть немедленно потреблено в близлежащих городах, туши оставляли гнить. Однако в XVIII веке постоянный рост объема перевозок, и особенно огромный рост постоянно действующих флотов, создал высокий спрос на солонину. Первые крупные saladeros – предприятия по засолке говядины на экспорт – возникли в Буэнос-Айресе в 1776 году. Ими управляли главным образом иммигранты из Испании, которые вкладывали и капитал, и свои умения. Работу этих предприятий облегчило открытие неподалеку от Буэнос-Айреса обширных соляных шахт Salinas Grandes – жизненно важного источника соли, так как традиционный метод получения соли путем выпаривания морской воды был бы невозможен в илистом устье реки, а перевозка морем на большие расстояния – запредельно дорогостоящей. Мясозасолочный бизнес получил официальную поддержку: продукция не облагалась экспортным налогом. Значительные количества сушеной соленой говядины отправлялись в Карибский бассейн, особенно на Кубу, для снабжения продовольствием гарнизона Гаваны и рабов. В Европе пользовалась спросом в основном маринованная говядина в рассоле в бочонках. Большая ее часть шла в Испанию, но немалое количество продавалось английским и другим иностранным торговцам, доступу которых ко многим частным пристаням, принадлежавшим собственникам saladeros , было трудно помешать особенно потому, что saladeros зависели от импорта бочковых клепок, которые в немалых количествах поступали из Северной Америки.

Развитие рыбных промыслов Южной Америки во второй половине XVIII века шло приблизительно по такому же сценарию. Холодные воды у чилийских берегов давали поразительное изобилие рыбы, и рыбная ловля на небольших судах для местных нужд велась здесь с XVI века. В 1770-х годах предприимчивые каталонцы создали постоянные рыболовецкие базы на острове Чилоэ, с которых они отправляли в море крупные рыболовецкие флотилии. Улов – морской лещ и морской угорь были излюбленными видами рыб – сушили и солили и отправляли на побережье для продажи в горняцких городах Верхнего Перу. Приблизительно в это же время был создан другой каталонский концерн – Real Compaňía Marítima de Pesca de Barcelona , чтобы организовать охоту на китов у берегов Патагонии. Китов притаскивали в тот или иной открытый маленький порт – Сан-Хосе, Рио-Негро, Пуэрто-Десеадо на побережье Патагонии; ворвань (китовый жир) оставляли на берегу, а спермацет (добываемый из кашалотов) отправляли в Барселону. Однако больше, чем другие монополии, монополию на открытое море было трудно защищать. На побережье Патагонии много маленьких бухточек, так что французские и английские браконьеры имели свою долю в этой ценной торговле.