Эдвард Радзинский - Тайны Французской империи

Штурм Бастилии. Шарль Тевенен. 1793 г. Музей Карнавале

Четыре года работал Давид над этим полотном, когда понял — надо прекращать работу. Ибо выставить полотно было невозможно. В это время глава Национального собрания депутат Бальи, который в центре картины, на возвышении, призывал депутатов к сопротивлению, уже окончил свою жизнь на гильотине и многие депутаты, тянущие к нему руки в революционном исступлении, уже были гильотинированы той самой революцией, ради которой они собрались в этом историческом зале.

Таков еще один эпиграф к нашему повествованию.

А дальше события понеслись!

Теперь на вершины власти будут подниматься все новые и новые гиганты, чтобы при падении оказаться карликами…

В это время у Антуанетты просыпается невероятная энергия, как и у нашей императрицы перед крахом империи.

Она вмешивается буквально во все государственные дела. Она, у которой был главный лозунг: «Развлекайтесь!» — сумела овладеть тайнописью. Ночами она корпит над бесконечными письмами за границу. При помощи тайнописи идут ее непрерывные сношения с братом и другими европейскими монархами. Она призывает, молит их вмешаться.

«С каждым декретом Национального собрания, — пишет она, — нас отодвигают все дальше и дальше от власти».

И действительно, в Париже — лавина революционных декретов. Отменены сословия. Упразднены титулы. Маркизы, графы, герцоги — в прошлом. Новая история — все равны. Впрочем, два титула сохранились — у графа Мирабо, сказавшего: «Европа, Франция, весь мир знают меня как графа Мирабо», и, конечно, у герцога Орлеанского.

Декларация прав человека и гражданина. 1789 г. Музей Карнавале

Герцог сохранил свой титул, но с революционной приставкой — герцог Эгалите. Да здравствует герцог Равенство!..

Свобода вероисповеданий. Свобода прессы. И, наконец, величайший декрет — Декларация прав человека и гражданина. Мечта просветителей стала явью. Декларация объявила: «Все люди рождаются свободными и равноправными. Живут свободными, равноправными и имеют право сопротивляться угнетению».

На Марсовом поле воздвигнут алтарь Свободы.

В эти дни в Версаль пришел фландрский полк. У Антуанетты появилась радостная возможность вспомнить о прошлом, услышать вновь забытые слова: «Да здравствует королева!»

Она устраивает прием для пришедших гвардейцев. Вино лилось рекой, в бесконечных тостах славили короля и королеву. Правда, кто-то все-таки провозгласил тост «за Нацию».

Но пирующие дружно не поддержали.

Уже на следующий день все происходившее в Версале становится известно в Париже. В голодном Париже. Ибо Революция — загадочная дама, когда она появляется — тотчас исчезает еда.

Как и в Петербурге 1917 года, в Париже пропал хлеб. С негодованием говорят в столице о версальском пиршестве. Рассказывают о криках «Да здравствует королева!», о том, как посмели отказаться поднять бокал за свободную Нацию.

В Пале-Рояле — сборища возмущенных и… раздают пики!

И вскоре, как напишет Камиль Демулен, «восемь тысяч разгневанных «Юдифей» пошли в поход на Версаль». Среди этих восьми тысяч было много «веселых дам» из Пале-Рояля и яростных торговок с парижского рынка.

День стоял ненастный. Шел холодный дождь. И, защищаясь от дождя, женщины накрылись своими длинными юбками.

Но под некоторыми юбками, как напишет современник, оказались волосатые ноги. В этой толпе шло много переодетых мужчин.

Марш разгневанных «Юдифей» описал знаменитый Камиль Демулен.

Маленькое отступление о Демулене.

Ромен Роллан говорил, что Камиль был очень похож на нашего Бухарина. И правда, как Николай Бухарин, Демулен был блестяще образованный человек с нежнейшей душой, писавший… беспощадные статьи! Он призывал граждан стать Брутами и, если понадобится революции, Неронами.

Поход «Юдифей» на Версаль. Гравюра. XVIII век.

Этот непреклонный революционер был безнадежно и нежно влюблен в девушку по имени Люсиль Дюплесси.

Недалеко от театра «Одеон» и сейчас стоит дом богача Дюплесси, куда столько раз приходил влюбленный Камиль.

Это был роман в стиле «Новой Элоизы» Руссо.

Несчастные влюбленные почему-то не подозревают о любви друг друга и глубоко страдают.

«О ты, живущий в глубине моего сердца, ты, кого я не осмеливаюсь любить, вернее, не осмеливаюсь признаться, что люблю, о мой Камиль», — пишет Люсиль в дневнике. И ходит целовать дерево, на котором вырезала его имя.

А как страдал сам Камиль!

И наконец-то! Наконец они узнают, что любовь взаимна! Но тут, конечно же, новая беда — непреклонный отец. И они опять страдают-страдают-страдают…

Камиль Демулен

Но стремительная карьера революционера Демулена заставила отца стать сговорчивым. Отец счастливо побежден. Они могут сочетаться браком! О счастье, о радость! О, победа великой и вечной Любви!..

Впрочем, революционные аскеты подозрительно отнеслись к пылкой любви Камиля.

«Кровать, в которой упивается любовью супружеская пара, так же опасна для Родины, как все аристократы, которых мы арестовали или повесили. Чтобы быть крепким телом и духом, каждый гражданин должен на время отказаться от сластолюбивых желаний супруги или любовницы и даже спать в отдельной постели», — писал революционный журналист.

Праздник. Гравюра. XVIII в.

Однако идея двух республиканских кроватей не нашла поддержки у «крепких телом и духом».

Бракосочетание Демулена и Люсиль прошло в знаменитой церкви Сен-Сюльпис. Они поселились в великолепном доме напротив театра «Одеон», совсем недалеко от отца Люсиль и этой церкви. Сохранились и дом, и квартира, и окна ее по-прежнему глядят на знаменитый театр.

В этой квартире состоялся брачный пир.

Собралась знаменитая тогда революционная братия — и блестящий оратор Бриссо — вождь депутатов, депутат от департамента Жиронды, и, конечно же, он — ближайший друг Камиля Демулена…