Имоджен Кили - Белая мышь [litres]

Надо было сразу же пойти и сбить с его лица эту гадкую ухмылку и рассказать всем, как он ныл во время перехода, но не успела она сжать кулаки, как явился сержант. Пойти при нём? Нет, тогда её отправят домой ещё до начала курса. Ей придётся снова идти к Бакмастеру и умолять его взять её секретаршей. Лучше уж умереть. Терпение, Нэнси.

– Мистер Маршалл, вы готовы? – спросил сержант. Рыжий улыбнулся и стал вольно. Значит, вот как зовут этого говнюка.

Нэнси подозревала, что бежать будет нелегко, но не предполагала, что настолько. Ей казалось, что все те передвижения, езда на велосипеде с радиодеталями и депешами закалили её, но половина группы уже состояли на военной службе и бегали кроссы годами. Она старалась не отставать и держаться в последней трети группы не самой последней, но и ненамного впереди них. Ей было слышно, как за спиной, совсем рядом, сержант высмеивает отстающих. Сам он был невысоким и коренастым, сантиметров на семь ниже Нэнси, но он как будто бы родился для того, чтобы бегать по холмам с лёгкостью, характерной для расслабленной прогулки по широкой ровной улице. Откуда у него столько воздуха в лёгких?

Минут через двадцать после старта, а может, через три, или через полтора часа – Нэнси очень быстро потеряла счёт времени, лишившись возможности нормально дышать, – она увидела Маршалла. Он начал бежать в самом начале группы, а потом понемногу начал отставать и пропускать остальных. Вскоре он оказался рядом с ней и улыбнулся. Потеряв голову от собственной наивности, Нэнси решила, что он хочет извиниться.

– Значит, тебя зовут Нэнси? Ты в порядке?

– Отлично. – Говорить было тяжело, но одно слово она из себя выдавила.

– Просто… наверное, тебе очень тяжело бежать, – этот гад даже не задыхался, – и приходится эти огромные трясучие сиси перед собой нести.

Он сказал это достаточно громко, и бегущие перед ними мужчины начали оглядываться и улыбаться. Он выставил руки, держа воображаемую грудь, высунул язык от усердия и изобразил на лице боль и страдания.

– Да пошёл ты! – ответила Нэнси. Неоригинально, но коротко.

В ответ он подставил подножку, поймав её в фазе полета, и она растянулась. Приземление было жёстким – лицом в грязь и на выдохе. Подняв голову, она увидела, как он без каких-либо усилий догоняет начало группы и занимает место лидера. А её теперь обгоняли те, кто плёлся сзади.

– Вставай, Уэйк! – Сержант подбежал к ней, но не встал, а перешёл на бег на месте.

– Я…

– Просто вставай.

Она поднялась на колени, затем на ноги. Футболка почернела от грязи и облепила тело. Волосы прилипли к лицу, на щеке ощущалась кровь. Сержант осмотрел её.

– Жить будешь. Теперь беги.

Конечно, она прибежала последней. Потерянное время было не нагнать. Из-за того что ей пришлось идти в душ, она опоздала на первое занятие. Извинившись перед инструктором, она села на свободное место. Маршалл и его свежеприобретённые шестёрки сидели рядом и вытирали воображаемые слёзы.

Это вошло у них в привычку. На полосе препятствий кто-нибудь обязательно сталкивал её с бревна или наступал на руку, когда они карабкались по верёвочной сетке. То и дело Нэнси слышала смешки в свой адрес – и в столовой, и на полигоне, и в классе. Она сжимала зубы и терпела.

После третьего кросса, который ей впервые удалось преодолеть, не упав в грязь, сержант отозвал её в сторону, протянул эластичный бинт и пару булавок.

– У нас тут в прошлом году девчушка одна была, одарённая в области груди. Она обматывалась этим перед пробежками. Говорила, что так поддержки больше, чем от бюстгальтера.

Он хоть и покраснел до корней волос, произнося «бюстгальтер», но оказался прав. С бинтом стало гораздо легче.

Мебель, стоявшую здесь в довоенное время, которое уже было и не представить, вынесли. От картин на стенах остались только светлые квадраты. Анри бы понравилось в этой комнате. Очевидно, раньше здесь стояли кожаные кресла и шкафы со старыми книгами. Теперь же из мебели остался только привычный металлический стол, складные металлические стулья и пара серо-голубых стеллажей. И этот мужчина. В руках он держал листок с чернильным пятном теста Роршаха и смотрел на неё. Его звали доктор Тиммонс. У него были светло-голубые глаза и жидкие волосы.

– Что вы видите?

– Чернильное пятно. А ещё как вы на меня таращитесь, – сказала она, засовывая руки в карманы и вытягивая ноги. Не самое удобное положение, но ей не хотелось сидеть перед ним ровно, как первоклассница на уроке. Доктор был психиатром, но все, включая инструкторов, называли его психолухом.

Он переместил лист в левую руку, а правой начал что-то писать.

– Теперь вы ещё и впустую чернилами разбрасываетесь.

Она отвернулась и посмотрела в окно. Мужчин из их группы снова куда-то погнали. Она бы предпочла пойти с ними и карабкаться в гору под проливным дождём, чем терпеть вот это.

– Это тест, Нэнси. Психическое здоровье не менее важно, чем физическое. А может, даже и более, если говорить о военном деле. Что вы здесь видите?

– Дракона.

Он натянуто улыбнулся и положил листок на стол.

– Вы третий человек из группы, который это повторил. Неужели у вас так плохо с воображением?

Она пожала плечами и скрестила ноги.

– Очень хорошо. Тогда давайте сделаем всё по старинке. Расскажите мне об Австралии, о вашем детстве.

Она захлопала глазами. Всё это время инструкторы учили их, что у каждого должна быть легенда, которая должна от зубов отскакивать, а она совершенно забыла придумать себе легенду для этого доктора. Козёл! Перед глазами встал дом её матери. Старшие братья и сёстры уже не жили дома, и в нём остались только они вдвоём. Общения между ними не было. Нэнси не могла вспомнить ни единого разговора с ней – только тирады о том, какая Нэнси уродливая, глупая и вообще воплощённый грех.

– Я была абсолютно счастлива.

– У вас было много друзей? – спросил Тиммонс, делая пометки.

– Куча, – ответила Нэнси. Воспоминания были такими яркими, что даже сейчас она чувствовала, как печёт солнце по дороге из школы домой. С каждым шагом она шла всё медленнее и медленнее. Ей не хотелось приближаться к этой норе, обшитой вагонкой. Там её ждёт мать. Но не с любовью, не с теплотой, а с очередным монологом из жалоб и обвинений, приправленным цитатами из Библии. Во всем всегда была виновата Нэнси. Нэнси – это Божье наказание, пусть даже миссис Уэйк не понимала, что она такого сделала, чтобы заслужить такого уродливого, ненормального, непослушного ребёнка.

– А какие были отношения у ваших родителей? – спросил Тиммонс, склонив голову набок и став похожим на попугая из зоомагазина, мимо которого она проходила по пути в школу. Нэнси всегда казалось, что тот попугай тоже её осуждает.