Имоджен Кили - Белая мышь [litres]

Верёвка, на которой Денден учил её зависать над обрывом, всё ещё валялась тут. Обычная верёвка – из точно такой же немцы сделали петли для однорукого фермера и его жены. Нэнси встала и подняла её. Один конец был крепко привязан к дереву. Они теперь покоятся с миром. Вот это и есть мир. Не ад, не рай, а просто место тишины, где не нужно думать и помнить. Нэнси сделала петлю. Там нет ни любви, ни ненависти. Ни подлецов, ни пропаганды, ни детей, отчаянно мстящих за родителей. Ни гнева, ни вины. Ни Анри. Она обмоталась верёвкой.

Вид у неё сейчас, наверное, тот ещё. Инстинкт – сильная вещь. Она вытащила из кармана пудреницу, открыла её и посмотрела на себя. Вытерла уголок рта, поймав собственный взгляд.

Её вдруг охватили ярость и омерзение, и она швырнула подарок Бакмастера в пропасть. Милый прощальный подарок, в котором ей слышалось: «До свидания! Надеюсь, тебя не запытают до смерти и ты не умрёшь с голоду». Нэнси бросилась за ним следом, но повисла.

Стопы упираются в обсыпающийся обрыв, руки – впереди, как у парашютиста, верёвка туго затянута вокруг талии. Узел чуть подался, и Нэнси дёрнуло вперёд. Она улыбнулась. А если узел сейчас развяжется? Давай, Бог, если Ты есть. Я лёгкая добыча. Может, она со своим новообретённым талантом нести смерть просто растворится в чистом воздухе Кантали, а её плоть будет питать деревья и сгноит её грех.

Но узел дальше не пошёл, и она продолжала смотреть вниз на долину, думая о Бёме, вспоминая его внимательную мягкую улыбку, которая доказывала, что он доволен миром, в котором живёт. Он сейчас в Монлюсоне, сидит за столом, подписывает документы, вершит судьбы: этот пленный пусть умрёт, эту деревню – сжечь дотла, этих мужчин – избить до такой степени, что собственная мать не узнает, этих – засунуть в вонючий вагон для скота, да покучнее, и пусть едут в трудовой лагерь в Германию. При этом сам он – не в аду. Как это возможно? Она нашла баланс и подняла руки вверх.

Она – царица бездны. И она навлечёт ад на него.

Тардиват, конечно же, воспринял идею в штыки. Его первым порывом было утешить её, проявить сочувствие – он понимал, каково было Нэнси, когда Энн бросила ей в лицо известие о смерти Анри. Когда она сказала ему, что у неё изменилось только намерение, а пункт назначения остался прежним, он разозлился и ушёл, в сердцах сказав, что это самоубийство и идиотизм, бессмысленная трата людей и ресурсов.

– Мы пойдём, командир, – сказал Родриго. – Я и Хуан. Я не позволю, чтобы это осталось неотмщённым.

– Вот именно! – Денден так сильно стукнул по столу, что зазвенели грязные чашки. И чашка Энн. – Это же не что иное, как личная месть! Месть за Матео, за твоего мужа.

– И что, чёрт возьми, в этом плохого? – спросила Нэнси, открывая ящик с гранатами и передавая испанцам по поясу.

– Ты здесь должна действовать в интересах всех нас, – ответил Денден. – Всех, кого нацисты убили и кого ещё убьют. Тебя тренировали для этого.

Рене почесал за ухом.

– Мне всё равно, почему она их убивает. Лишь бы убивала. Я в деле.

– Он просто вовлёк тебя в свою игру, Нэнси, – не оставлял попыток Денден.

– Хватит! – злобно посмотрела на него Нэнси. – Господа, я очень ценю ваше беспокойство. Вам необязательно идти с нами. Но я не смогу и не позволю оставить всё как есть. Будь готов выдвинуться через час, – обратилась она к Хуану. – Ты тоже, Рене.

– Можно я возьму свои игрушки?

– Конечно.

– Ура! Пойдём, парни, наберём ещё желающих.

Денден смотрел из окна, как Рене бегает по лагерю.

– Он же сумасшедший. Ты заметила, Нэнси?

– Мы сейчас все такие, – пожала плечами она. – Последние инструкции из Лондона у тебя есть, Денден. А здесь расчёт сумм, которые мы должны семьям бойцов. – Она протянула ему свои записи, сделанные в те драгоценные часы, когда ей казалось, что она сможет спасти Анри. – Координаты тайников с оружием и возможных мест для парашютных десантов. И наши коды. Ты знаешь, что делать, если я не вернусь.

Он положил листки в задний карман и медленно поднялся на ноги. Вчерашнее избиение ещё давало о себе знать – он передвигался, как старик.

– Знаю. Но ты возвращайся.

Когда он ушёл, Нэнси взяла свою шёлковую подушку, маникюрные ножницы и распорола шов. Ощупав наполнитель, она нашла с десяток таблеток цианида. В полумраке они напоминали жемчужины. Собираясь во Францию, она хотела зашить по одной в каждую гимнастёрку, чтобы иметь своего рода страховку от гестапо. Конечно, в УСО никто не инструктировал их кончать с собой в случае плена. Таблетки просто вежливо выдавали как альтернативу. Не можете выдержать пытки? Хотите прекратить избиения и насилие? Не сможете вынести стыд, если предадите своих? Не хотите рисковать? Примите фирменное средство доктора Бакмастера и больше ни о чём не беспокойтесь.

В Болье ходили слухи, что никто их так и не принял, но от мысли, что в крайнем случае всё можно закончить, становилось чуть легче вынести этот ужас. Может, и так, но она знала, что суицид – не её вариант. Что бы ни случилось, она не прибегнет к этому выходу. Из сумки она достала полфлакона одеколона – ещё один подарок с Бейкер-стрит. Отвинтив распылитель, она бросила внутрь таблетки и убедилась, что они растворились и превратили приятный, дорогой парфюм в яд.

Ход войны действительно переломился. В Монлюсоне одна мадам согласилась провести Нэнси в штаб гестапо всего за тысячу франков и обручальное кольцо. Они сидели на кухне её маленького тихого дома в переулке. Нэнси удивилась, насколько легко ей было расстаться с кольцом. Для неё оно превратилось в обычную побрякушку. Ей нужен был Анри, а не эта маленькая полоска золота.

– И документ, – добавила она.

– Какой документ, мадам Жюльет? – Нэнси настояла, чтобы ей выдали и платье, и сейчас она примеряла его, любуясь своим видом в полноразмерном зеркале. Крой был хитрый – платье из тёмно-синего хлопка облегало её округлости, но выглядело не настолько вызывающе, чтобы на неё оборачивались на улице.

– Вы должны подписать вот это. Своим настоящим именем.

Нэнси повернулась и увидела, что мадам Жюльет что-то пишет.

– Что это?

Мадам выпрямила спину.

– Прямо сейчас, как только мы с вами сделаем то, что запланировали, я уезжаю из города к сестре в Клермон. Немцы проигрывают. Когда им придёт конец, люди скажут, что я им содействовала. В этом документе сказано, что я была очень хорошим другом Сопротивлению.

Нэнси посмотрела на неё – холёную и откормленную. Не приходилось сомневаться, что клиенты подбрасывали ей продукты с самого первого дня, как немцы зашли в Монлюсон. Интересно. Люди Форнье говорили, что от тех, кто пришёл к ним в лагерь после дня «Д», пахло нафталином, а фермеры, которые в прошлом году отказались им помочь, сейчас часами шли пешком, чтобы предложить им вкусности со своих полей. Несмотря на то что немцы ещё наносили ответные удары, всем было ясно, что в конце концов они падут. И нужно будет платить по счетам.