Пьер Леметр - Зеркало наших печалей [litres]

Как все это стало возможным?

Неужели французская армия была так плохо готова к войне?

– Нам твердили: «Тут они не пройдут!..»

– Что? О чем ты? – удивился Рауль.

– Мы дезертиры? – спросил Габриэль.

Нет, он не готов называть себя этим ужасным словом!

Рауль удивил его, не рассмеявшись привычным звонким смехом. Вместо этого он задумчиво потер подбородок:

– Думаю, дезертировала половина нашей доблестной армии.

– Но некоторые сражаются, ведь так?

Габриэль хотел добавить – как мы у моста через Трегьер, – но промолчал: они с Раулем сидели в угнанной машине и бежали в противоположную от врага сторону, хотя обязаны были вернуться на фронт. Ему было стыдно, да и Ландрад явно собой не гордился.

– Так что случилось? – не успокаивался Габриэль.

– Нас предали, вот что случилось! Пятая колонна, коммунисты.

«Предали… Как именно они нас предали?» – хотел спросить Габриэль, но не стал, вспомнив слова блондинистого солдата с усиками о «немцах во французских мундирах, скомандовавших отступление…». Получается, хватило такой малости, чтобы обратить в бегство армию страны? Маловероятно. Немыслимо. Габриэль понимал, что причина в другом: он своими глазами видел плохо экипированных, плохо вооруженных людей, которыми командовали слабо подготовленные офицеры, ждущие приказов от странным образом «отсутствующего» Генштаба.

– Нужно пробиваться в Париж. Явиться в штаб и ждать назначения.

Рауль ответил уклончиво:

– Ладно, посмотрим… Насчет штаба подумаем, а вот про Париж ты прав, но дело это непростое…

Габриэль взглянул на карту. Шум боя, доносившийся слева, отдалялся.

– Если боши направляются на запад, нам нужно пройти чуть дальше и выбираться на дорогу, ведущую в столицу.

Рауль помолчал, закурил сигарету, глядя в низкое небо, подсвеченное лучами заходящего солнца.

– Как же они, наверное, томятся здесь от скуки…

– Кто?

– Местные… В конце концов, война для них – развлечение…

«Кажется, он и правда так думает…»

На первой же стоянке Ландрад решил осмотреть машину. Габриэль отправился в сортир, а когда вернулся, увидел распотрошенные чемоданы и коробки… Стемнело, но он разглядел сброшенную в кювет одежду, пледы, скромные предметы обихода. Ничего особенного… В предыдущие два дня Габриэль видел куда более страшные вещи, но сейчас у него почему-то стало очень тяжело на сердце.

Рауль зашвырнул подальше чемоданы, буркнул недовольно:

– Бесполезное барахло…

Габриэль почувствовал ужасную усталость, ноги ослабели, и он сел в машину. Рауль вернулся за руль.

– Тебе нужно вздремнуть, птенчик, – сказал он, покосившись на Габриэля. – Хоть ты и старший сержант, здоровье у тебя, как у девицы.

Невозможный человек!

Он задремал под урчание двигателя, успев подумать: «Слава богу, что Рауль не предложил поменяться местами, я бы сейчас не смог вести машину!»

– Ух ты!

Возглас Ландрада вырвал Габриэля из сна. Машина остановилась, потом Рауль сдал назад, к отходившей вправо узкой дороге, обсаженной тополями.

– Выглядит многообещающе, не находишь?

Габриэль прищурился, покрутил головой и не понял, чем этот заасфальтированный отросток так понравился капралу. А Рауль, наделенный безупречной интуицией разбойника с большой дороги, учуял добычу. Вдалеке, в парке, среди огромных деревьев, стоял особняк с претензией на аристократизм, обнесенный кованой оградой. Рауль затормозил у решетки ворот. Место выглядело пустынным.

– Кажется, нам достался джекпот, дружище!

Ландрад достал ящик с инструментами, вытащил плоскогубцы, клещи, молоток и принялся за дело, производя жуткий грохот.

– Нас заметят, – сказал Габриэль, нервно оглядываясь, но вокруг было темно, хоть глаз выколи, и он успокоился.

Через четверть часа Рауль издал торжествующий крик:

– Я победил!

Фары высветили фасад, по которому карабкались плетистые розы и жимолость. Ландрад начал вскрывать замок, понося скважину, дверную створку, дом, его хозяев и все, что оказывало сопротивление.

Раздался щелчок, дверь поддалась, и они вошли в полутемный холл. Рауль бесшумно скользнул в коридор, пошарил рукой по стене и через две минуты нашел выключатель. Зажегся свет.

Большой семейный дом замер в ожидании хозяев; кресла и канапе, накрытые белыми простынями, казались загадочными и пугающими существами, скатанные в рулоны ковры лежали вдоль плинтусов, как окуклившиеся насекомые. Рауль подошел к большому портрету супружеской четы: важный пузатый господин с пышными бакенбардами стоял за спиной своей гордячки-жены, положив руку ей на плечо.

– Ты только посмотри на этого типа! Представляешь, сколько крови он выпил у селян и сезонных рабочих, как угнетал их, чтобы отгрохать себе такой особняк!

Капрал схватился за раму, потянул на себя, и картина сорвалась со стены. Он пять раз ударил ею по спинке стула. Разломал багет и порвал холст. Габриэль стоял, разинув рот, выплеск злобы Рауля потряс его.

– Почему ты…

– Забудь… – Ландрад потер руки. – Умираю хочу жрать, давай посмотрим, чем тут можно разжиться.

Через несколько минут Рауль соорудил ужин из найденных в шкафчике припасов – сала, мясных консервов, лука-шалота и белого вина. «Он лучше меня приспособлен к войне (во всяком случае, к этой – странной – войне!). Будь я один, жевал бы целый вечер копченое сало, а теперь буду есть на лиможском фарфоре и пить из хрустального бокала!» – думал Габриэль, наблюдая за напарником.

– Сходи вон туда и принеси подсвечники…

Габриэль молча повиновался, принес канделябр и зажег свечи. Рауль открыл вино, перелил его в графин («Пусть подышит!»), сел и произнес, улыбаясь, как метрдотель лучшего парижского ресторана:

– Клянусь честью, господин старший сержант, стол накрыт по высшему разряду, как для особы королевской крови!

Габриэль не знал, в чем было дело – в свете ли свечей, в атмосфере буржуазного дома, в усталости или в том идиотском чувстве солидарности, которое начинаешь испытывать к человеку, с которым делишь трудности пути. Скорее всего, все, вместе взятое, но Рауль Ландрад казался сейчас совсем другим человеком. Разбитая губа зверски болела, но он уплетал за обе щеки, наблюдал за товарищем – и не видел ни шулера-картежника, ни спекулянта продуктами, ни бывалого солдата. Рауль жевал и улыбался, как ребенок.

– Приказано защищать позиции и не помышлять об отступлении! – торжественным тоном произнес он, держа бокал в вытянутой руке и любуясь игрой света в хрустальных гранях.

Габриэль не улыбнулся в ответ, хотел было встать и собрать тарелки, но Рауль бросил: «Забудь…» – и отправился на поиски кофемолки и чистого хлопкового носка, чтобы сделать из него фильтр.