Владислав Романов - Нефертити

— Я хорошо знал твоего отца, Нефертити! — обращаясь только к ней, ласково пел самодержец, зная, чем можно увлечь столь юное создание. — Сутарна был замечательный государь, мы часто пировали вместе, и меня всегда поражало, что он каждый раз поднимал чашу за красоту царицы Айи. Я больше не встречал правителей, столь сильно и горячо привязанных к своей единственной супруге. Я даже поначалу думал, что он неизлечимо болен, так бывает, но потом убедился, что он ещё о-го-го как крепок!

Аменхетеп захихикал, а лицо Тиу прорезала болезненная гримаса. На глаза Нефертити навернулись слёзы.

— Я, к моему несчастью, его совсем не помню, — печально ответила принцесса.

Однако слезинки, скользнувшие по щекам, сделали её лик ещё прекраснее. Старый фараон облизнулся. Царевич сидел как на иголках, еле сдерживаясь от гнева. Тиу, предчувствуя, какая ссора может разгореться между отцом и сыном, дала знак слугам, чтобы несли сладости, стремясь побыстрее закончить обед. Сын, сорвавшись, способен наговорить дерзостей, а доведённый до бешенства Аменхетеп Третий может заключить наследника в темницу, несмотря на то, что многие вопросы они решали вдвоём и весь Египет уже знал, кто станет следующим фараоном.

— А почему бы вам, принцесса, не переехать во дворец? — неожиданно предложил старый правитель. — Так приятно с вами беседовать и просто вас видеть! Будто росный ветерок прохлады погасил жар пустыни и принёс живое дыхание лесных трав! Я увидел вас и воспрял духом, я снова стал молод!

Нефертити смутилась, краска румянца покрыла её щёки, наследник же побледнел от этих слов. Он пристально взглянул на Саама, главного распорядителя обеденного стола, и долго не сводил с него глаз. Наконец тот опустил голову и еле заметно кивнул. Саам вышел и через мгновение вернулся с кувшином гранатового сока, сам наполнил чашу старого фараона. Последний даже не обратил на это внимания. Эта договорённость со старым слугой возникла у царевича полгода назад. Подчас, выпив несколько чаш вина, отец расходился не в меру, болтал глупости и мог наговорить такого, о чём наутро жалел. Вот юный правитель и придумал выход: подсыпать в сок или в вино сонный порошок. Отца клонило в сон, слуги его уводили, а проснувшись через несколько часов, он уже ничего не помнил.

— Переезжай, ваша светлость! — горячо настаивал фараон. — Здесь, во дворце, на всех хватит места! У тебя же там нет бассейна? А здесь будет собственный водоём и большие прохладные покои. Переезжай со всеми слугами, какие есть, с твоим лекарем, хочешь — забирай и своих поваров, коли они тебе приглянулись! Мы будем каждый день видеться, я тебе многое расскажу о твоём отце, мы с ним часто встречались. Ты же его не помнишь?

— Нет. Мне только сестра рассказывала, — не зная, как унять смущение, ответила Нефертити.

— Вот и с сестрой будешь каждый день видеться! — обрадовался правитель. — А то и она скучает, бедняжка! — он взял чашу с соком и сделал несколько глотков.

Царица и наследник молчали. Тиу заметила, что сын неожиданно успокоился, и удивилась: она не ожидала, что он способен обуздать свою запальчивость. Нефертити же была потрясена. Целых восемь лет она никому не была нужна, ею никто не интересовался. Сестра изредка заходила, приносила подарки, справлялась о нуждах. Отец, отправляя их с матерью и хорошо зная нрав египетского фараона, который не очень-то жаловал родство с его семьёй, передал Мату большую часть семейного серебра, за которое можно было покупать скот и хлеб. Когда Нефертити выселили из дворца, царица всё же добилась от мужа, чтобы сестру снабжали хлебом, мясом и другими продуктами из кладовых фараона. На базаре покупали лишь снадобья, шёлк для нарядов и сандалии, дабы Нефертити выглядела как и подобает царской дочери, а не замарашкой. И вдруг фараон приглашает её снова поселиться во дворце, да ещё со всеми слугами. Ради чего? Она ему приглянулась, и он жаждет превратить её в любовницу?

— Ну так как, переезжаем? — кокетливо улыбаясь и не сводя глаз с Нефертити, спросил самодержец и тут же предупредил: — Но отказа я не приму!

— Может быть, мы дадим нашей гостье немного поесть, — нахмурившись, вступился за неё наследник. — Она не прикоснулась ни к одному блюду!

— Да, надо поесть! Слушай меня и ешь, наша принцесса! Отведай наших кушаний, выпей сладкого вина! А мы все будем на тебя смотреть! Какая ты красивая! Я ещё не видел такой божественной красоты! — восторженно проговорил фараон и мельком взглянул на царевича. — Хвала тебе, мой сын, заметивший её!

Властитель допил сок, Саам снова наполнил стеклянную чашу. Тиу взглянула на сына: он сидел натянутый, как тетива лука, сжав маленькие кулачки. Фараон неожиданно зевнул, встряхнул головой.

— После сытного обеда меня обычно клонит в сон, но я бы хотел, чтобы ты переехала тотчас же... — самодержец несколько секунд смотрел в одну точку, потом повалился на бок. Саам его подхватил, подозвал ещё двоих слуг, и те унесли государя в спальню.

Несколько секунд все молчали.

— Мне кажется, нам всем надо немного поесть, а то я... — наследник взглянул на Саама, и тот послал слуг на кухню, чтобы они принесли мяса погорячее.

За едой никто не говорил. Съев кусочек мяса, Тиу неожиданно вышла из-за стола.

— Пойду и я отдохну...

Нефертити поднялась следом, но царица её остановила.

— Посиди, не торопись! — улыбнулась сестра. — Но когда будешь уходить, зайди ко мне.

Она ушла. Царевич перестал есть, выпил сока из диких ягод, но никак не мог решиться заговорить первым. Нефертити так и не прикоснулась к еде.

— У моего отца при виде красивых созданий мутится разум, — неожиданно проговорил наследник. — Не обижайся на него.

— Я не обижаюсь, мне даже было приятно. Мне никогда ещё не говорили столько красивых слов, — заметно краснея, еле слышно вымолвила принцесса.

— Тебе понравились его грубые восхваления? — удивился царевич.

— Они не показались мне грубыми.

— Вот как?! — с горечью усмехнулся юный правитель.

Переживший страшные минуты позора, наблюдая, как отец грубо домогается невинной сироты-принцессы, он не мог даже представить, что она осмелится его защищать. Одно дело безропотная рабыня-наложница, присланная фараону в подарок, и совсем другое — царская дочь, которая просто обязана иметь гордость и достоинство. На месте Нефертити царевич давно бы покинул этот дом. Тогда он был бы восхищен этим поступком, а что он слышит из её уст?!

— Я только хотела сказать, что не услышала грубых интонаций в словах нашего самодержца, — уточнила она.

— За приятными интонациями отца, к сожалению, скрывался мерзкий и грубый смысл.

— Тогда я его просто не поняла, — она смущённо улыбнулась. — Извините...