Саймон Скэрроу - Кровь Рима

Внизу что-то громыхнуло, и Катон замер. Шум повторился, на этот раз с тихим скребущим звуком. Выхватив свой короткий меч, он подкрался к лестнице и стал спускаться по каждой ступеньке, пока не оказался на половицах второго этажа. Звук был уже громче, но все еще доносился снизу, с первого этажа. Он прислушался, нет ли других звуков, но ни голосов, ни шепота, ни шагов не было слышно. Если в трактире и был кто-то еще, то, похоже, он был один. Осторожно продвигаясь к лестнице, Катон опускал вес на каждую ступеньку и низко наклонялся, чтобы заглянуть в самое сердце трактира. Все было спокойно, а потом снова раздался скрежет. Теперь он слышал его достаточно отчетливо, чтобы определить, что это скрежет глиняного горшка по каменному полу, и доносился он из-за стойки. Едва смея дышать, он обогнул конец прилавка, держа меч наготове. Из тени выскочила фигура, низкая и быстрая, и, прежде чем Катон успел среагировать, бросилась ему на грудь. Удар отбросил его назад, он потерял равновесие и рухнул на пол, а нападавший навалился на него сверху, вжимаясь в грудь. Меч выскользнул из его пальцев, и Катон инстинктивно поднял руку, чтобы защитить лицо. Горячее, зловонное дыхание обдало его щеку, затем что-то влажное и теплое обхватило его пальцы, а другая рука потянулась к тому, что он принял за меховой плащ, но оказалось на самом деле мехом. Катон попятился назад и сел, пока собака продолжала лизать его пальцы, а потом он снова уловил запах гарума и не смог удержаться от нервного смешка. Похоже, этот пикантный соус ценился в собачьем мире так же высоко, как и в человеческом. Он нащупал свой гладий и вернул его в ножны.

— Полегче, — мягко сказал Катон и погладил свободной рукой широкую голову собаки. Он смог разглядеть пропорции животного, крупные и массивные. На шее у собаки висел веревочный ошейник с поводком небольшой длины, который заканчивался истертыми лохмотьями. Похоже, собака была оставлена на привязи и прогрызла себе путь на свободу. Катон встал и на мгновение дал собаке облизать пальцы, и она радостно завиляла хвостом.

— Ты напугал меня до смерти, мой волосатый друг, — сказал Катон низким голосом, похлопывая собаку по боку. А теперь, если ты не возражаешь?

Он убрал руку и осторожно направился ко входу в трактир, опасаясь, что звук его падения мог насторожить какого-нибудь врага, затаившегося поблизости. Но тревоги не было, и он сел на скамейку, чтобы подождать возвращения остальных людей. Собака последовала за ним на улицу и села рядом, а затем опустила голову на его бедро и подталкивала его руку, пока Катон снова не погладил ее. В горле собаки раздался тихий, блаженный стон. Затем она вскинула голову, и раздалось низкое рычание. Катон оглянулся, когда один из его людей подошел.

— Один из наших, — сказал он собаке и похлопал ее по боку.

Солдат замешкался, услышав рычание. — Это вы, господин?

— Да, забери тебя фурии! Не шуми. Здесь оставили собаку. Вот и все. Есть что сообщить?

— Здание пустое, господин. Но оно хорошее, прочное и подходит для наших нужд.

— Превосходно. Хорошо, вернись к Игнацию и прикажи ему привести остальных людей.

Солдат рысью направился прочь от зданий, а через мгновение появился еще один. Один за другим они подходили и докладывали, и каждый раз собака настороженно рычала, пока Катон не успокаивал ее. Когда последний человек сделал свой доклад, Катон решил осмотреть подступы к городским воротам, пока не появились остальные его люди. Он легонько подтолкнул собаку.

— Давай, скотина. Иди…

Животное отступило на шаг, затем снова вышло вперед и потерлось мордой о его руку.

— Иди, я сказал. — На этот раз Катон настаивал более решительно, заставив животное отступить на несколько шагов. Оно осталось стоять в темноте, неуверенно склонив голову на одну сторону. Катон жестом подозвал остальных. — За мной.

Они отправились по улице к дому, стоящему в конце. Через мгновение собака поплелась за ними, затем прошла небольшое расстояние перед Катоном, прежде чем он успел схватить конец привязи.

— Проклятое животное, — пробормотал он. Лучше бы это был тот вид обиженных бродячих животных, которые знают, что лучше не подходить близко к людям.

Собака была уже недалеко от угла, когда остановилась и издала низкий рык. Затем Катон услышал бормотание голосов и скрип сапог по гравию улицы, быстро выхватил меч и прошептал через плечо: — Мечи наизготовку.

Из-за угла выскочила тень — крупный мужчина с дубиной в одной руке, и свертком в другой через плечо. Сначала он увидел собаку и остановился, когда она снова зарычала. Затем он увидел римлян вдоль стены. Все замерли, затем мужчина бросил сверток и взмахнул дубинкой, чтобы нанести удар, когда из-за угла появились новые люди.

— Хватайте их, ребята, — быстро шипел Катон. — Пока они нас не выдали.

Он бросился вперед, когда фигура врага замахнулась дубинкой на собаку. Животное вовремя увернулось и отбежало на безопасное расстояние. Катон нанес удар в то место, где, по его мнению, находилась рука мужчины, и почувствовал, как острие прорвало ткань, прежде чем мужчина отпрянул назад. Остальные преторианцы бросились вперед, когда из-за угла появились еще несколько человек, бросая свои свертки и готовясь к бою с дубинками и кинжалами. Становясь в устойчивое положение, Катон направил острие на ближайшего противника, который все еще держал сверток под одной рукой, а другой дико размахивал дубиной. Острие меча зацепило противника высоко в грудь и проникло на несколько сантиметров до кости. За мгновение до того, как булава ударила выше локтя руки Катона с мечом, раздался вздох боли. Удар был сотрясающим, а затем агония пронеслась вверх и вниз по руке. Он сумел удержать оружие, но рука онемела и затекла, и Катон понял, что это не поможет ему в бою. Из разорванной плоти сочилась кровь, и он понял, что оружие его противника должно быть утыкано шипами. Он переложил меч в левую руку и бросился на того, кто его ударил, нанося дикие удары и чувствуя, как его удары снова и снова попадают в лицо. Его противник попятился назад и, пошатываясь, скрылся за углом из виду.

Катон прижался к стене, его правая рука бесполезно повисла, а левую он держал поднятой, готовой нанести новый удар. В темноте было трудно различить, кто римлянин, а кто нет, разве что в яростной схватке, которая велась без единого голоса с обеих сторон, он улавливал проблеск короткого меча. Одна фигура лежала на земле, свернувшись в клубок и слабо шевелясь. Другая, шатаясь, удалялась в сторону городских стен. Прямо перед Катоном человек поднял дубину и со всей силы обрушил ее на череп своего противника, от чего тот рухнул. Нападавший тут же повернулся к Катону и снова поднял дубину. Времени на то, чтобы среагировать, почти не оставалось — дубина обрушилась вниз. Катон вскинул меч, и раздался тупой звон, когда прочное дерево столкнулось с плоским лезвием. Неуклюжее парирование спасло Катона, так как головка булавы потеряла импульс и нанесла скользящий удар по его правому плечу.