Семен Гейченко - У Лукоморья [5-е изд.]

Как известно, первые в мире спички (фосфорные) были изобретены во Франции в 1831 году. За неимением средств изобретатель их Шарль Сориа не смог взять патента, и через два года его изобретение вновь открыл немецкий химик Камерер, которому в 18ЗЗ году удалось составить химическую массу, легко воспламеняющуюся при трении о шероховатую поверхность. Это изобретение было приобретено венскими фабрикантами Ремером и Прешелем; они впервые стали изготовлять спички фабричным путем и распространять в Европе.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, что «спички в Россию первоначально привозились из-за границы (Гамбург), а с 1837 года стали выделываться в России, причем производство их было сосредоточено исключительно в Петербурге».

Первоначально фосфорные спички продавались в России по баснословной цене — 1 рубль серебром за коробку (100 штук). Простому народу они были не по карману, и их употребляли только состоятельные люди.

Итак, спички были изобретены за границей в 1833 году, а в России появились в 1837 году. О каких же спичках пишет Пушкин своему брату в 1824 году? А вот о каких.

В России спички были издавна. Спичкой у нас вообще называлась маленькая лучинка. Чтобы она лучше горела, конец ее смазывали смолой или серой. В конце XVIII века появились в России своеобразные зажигалки (аллюметт), нечто вроде закрытых металлических или стеклянных лампад, в которых теплился огонек и куда через специальные отверстия просовывались спички-серянки, посредством которых можно было достать огня. Были эти «зажигалки» о нескольких спичках, футляры их были в виде вазочек с художественной отделкой. Были такие спичечницы в богатых домах. Одну из таких зажигалок-спичек мне довелось видеть на столе в петергофском кабинете Николая I, другую — в фонде Всесоюзного музея Пушкина в Ленинграде.

Были зажигалки-спички и другого характера. В одном из старинных печатных руководств начала XIX века, в параграфе «О домашнем огне», рассказывается следующее: «Лучшее средство иметь в своем доме постоянный огонь — горящая лампада. Но легко может случиться, что лампада погаснет, тогда необходимо иметь под рукой огниво. При обыкновенном высекании кремнем из стали не всегда можно достать огня, и посему можно делать спички. Кусок платиновой проволоки в виде спицы обернуть винтом около светильни из бумаги. Оную светильню опускают в баночку со спиртом и зажигают, коль скоро сия спичка накалится докрасна, светильню затушить, ибо конец спички будет удерживать жар до тех пор, пока в лампаде находится хоть капля спирта. Двух ложек достаточно для поддержания такой температуры в продолжение шестнадцати часов. Сии приборы имеют те важные удобства, что при их употреблении нет никакой опасности от огня или запаха от лампады, в коей горит масло. Иногда сей прибор можно употреблять вместо курильниц, и тогда на место винного спирта вливают амбре или другие духи» («Энциклопедия русской опытной городской и сельской хозяйки, ключницы, экономки, поварихи, кухарки, содержащая в себе руководство городского и сельского хозяйства, извлеченное из 40, 50 и 60-летних опытов русских хозяек. Сочиненное Борисом Волжиным в Петербурге»).

О таких вот спичках, наверное, и писал Пушкин своему брату в 1824 году, а не о тех, что были изобретены почти десять лет спустя и теперь известны каждому.

Ничто так не объединяет людей, делая их духовно богаче, как труд, щедрость, добродеяние. Посев «чувств добрых», о котором великий Пушкин поведал в своем завещании — в стихотворении «Памятник», — особо ярко сказывается сегодня в нашем Музее-заповеднике.

Паломники, приходя сюда для встречи с Пушкиным и видя, как много сделано до их прихода в эту обитель поэзии и красоты другими людьми, стараются присоединить и свое — кто доброе слово, кто дар, а кто и просто труд.

Чего только не дарят посетители Пушкиногорья Михайловскому, Тригорскому, Петровскому! Это и произведения изобразительного искусства на пушкинские темы: рисунки, офорты, гравюры, литографии, акварели, картины, скульптуры, предметы прикладного искусства. Это книги, старинные журналы и газеты, записи семейных легенд, сказаний, анекдотов. А сколько стихотворений, написанных не ахти с каким мастерством, но задушевных, добрых! Среди даров бывают и очень ценные, которые помогают нам акцентировать некоторые экспозиционные темы в наших музеях.

...— Скажите, могу я видеть директора Пушкинского заповедника?— спросил пожилой человек, входя в мою квартиру. Неизвестный назвался Суреном Тиграновичем Захарьяном.— Бывший военный врач и ныне пенсионер,— отрекомендовался он.

Я спросил, чем могу служить.

— Вот какое дело,— сказал он, осторожно разворачивая сверток и бережно вынимая из него какую-то книгу в изрядно потрепанном переплете,— эта книга — из библиотеки вашего заповедника. Приобрел я ее случайно, в 1944 году, при довольно интересных обстоятельствах. В то время я служил в армии полковым врачом. Осенью 1944 года наша часть остановилась как-то на отдых, теперь уже я даже и не помню точно где. В каком-то небольшом местечке западной Польши. Воспользовавшись относительным затишьем, я захотел что-нибудь почитать. Книг в госпитале было мало, а те, что имелись, были зачитаны до дыр. Мой связной, узнав, что я ищу, сказал, что недавно на дороге, по которой удирали гитлеровцы, он подобрал одну очень интересную книжку. «Ежели желаете — могу дать...»

Скоро я держал в своих руках солдатскую находку. Это была старинная книга, издания 1836 года, пятнадцатый том «Библиотеки для чтения» Смирдина. Перелистывая пожелтевшие страницы, я взглянул на титул и увидел на нем фиолетовый штамп: «Библиотека музея Пушкинского государственного заповедника, инвентарный номер 1246». Из газет я уже знал, что, отступая из Михайловского, гитлеровские захватчики разорили музей, а библиотеку увезли с собой в Германию. И тут мне стало ясно, что в моих руках большая ценность — одна из книг пушкинской библиотеки заповедника!.. С тех пор эту книгу я храню как реликвию своих военных лет. Недавно у меня появилась возможность осуществить давнишнюю мечту — побывать в заповедном уголке на Псковщине. И вот я здесь, и книга со мною. Прошу вас принять ее в дар...

Сейчас этот дар украшает одну из книжных полок кабинета великого поэта. Книга вернулась на свое место, в свой родной дом. А ее даритель стал частым и желанным гостем заповедника.

А сколько писем получаем мы от разных добрых людей!

Вот передо мною письмо ленинградки пенсионерки

A. Высоцкой: «Уважаемый Семен Степанович! У меня имеются старинные настенные часы, как мне известно, времени Николая I. Может быть, они вас заинтересуют... В квартиру Пушкина на Мойке я их не предлагала. Мне хочется передать их вам, в заповедник... Жду вашего ответа...»