Семен Гейченко - У Лукоморья [5-е изд.]

Когда Пушкин приехал в Михайловскую ссылку, первыми его встретили цветы. Они ведь тут всюду, и всюду разные, разные во всякое время года. В своих стихах Пушкин не только упоминал цветы, но старался раскрыть их душу.

Предчувствуя свою гибель, Пушкин просил жену не забывать Михайловское, похоронить его на этой земле. Наталья Николаевна выполнила его желание. Она приезжала сюда дважды, в 1841 и 1842 годах. Она позаботилась о возведении памятника на могиле поэта. Она взяла у местных крестьян клятвенное обещание беречь пушкинскую землю, ее парки, сады и рощи. Она привезла сюда детей и с ними и со своими родными и знакомыми участвовала в «ботанической экспедиции» по Михайловскому и его округе.

В 1841 году вместе с Натальей Николаевной в Михайловском жили ее сестра Александра Николаевна и ее знакомые Густав и Наталья Ивановна Фризенгофы. Наталья Ивановна была приемной дочерью тетки жены Пушкина, Софьи Ивановны Загряжской.

И вот Фризенгофы, Наталья Николаевна и ее дети, решили на память о поэте собрать гербарий цветов и трав Святогорья. Они обошли поля, луга, парки Михайловского, Тригорского и даже побывали в Острове, куда ездили в гости к своим знакомым Корсаковым.

Растений было уже не так много. Утренние заморозки сделали свое дело: «экспедиция» работала с 15 августа по 7 сентября.

Собранные образцы засушили и на отдельных листах альбома сделали композицию. Командовала Н. И. Фризенгоф — любительница ботаники и хорошая рисовальщица. Композиции были довольно красивые, напоминали гравюры. Под каждым засушенным растением ставилась дата сбора и имя того, кто его принес,— «Маша, Гриша, Ната, Таша (Наталия), Александра Гончарова, Анна Вульф, Густав». Надписи сделаны по-французски. Над растениями кроме дат и цифрового обозначения собирателя указаны места сбора: Михайловское, Тригорское, Остров. Растения, представленные в гербарии,— это широко распространенные на Псковщине при Пушкине и в наши дни вереск, полевой хвощ, тысячелистник, пижма, плаун, купырь... В гербарии есть и культурные растения — космос, кореопсис, гайлярдия, петуния...

Просматривая цветы в сегодняшних рабатках, клумбах, газонах и парковых полянах, мне удалось найти все, вошедшее в гербарий 1841 года.

У кореопсиса много разновидностей — свыше двадцати. Михайловский кореопсис боится холода. Размножается своими семенами, растет на усадьбе. Космос, или, как его псковичи называют, «красотка», цветет весьма живописно, живет до заморозков. У него несколько сортов, наш сорт называется «Слава». Петуния — один из главных декоративных цветов старинных помещичьих парков. У нее много названий: «вероника», «цельсия», «лужица», «мытник», «наперстянка», «львиный зев»... В Михайловском его можно всегда видеть на околице усадьбы. Гайлярдия — цветок садовый, многолетний, красиво цветущий, разных оттенков. Прибыл в Россию в XVIII веке из Франции. Название свое получил от фамилии французского ботаника Гайлярда. Есть десять сортов его. Я нашел этот цветок в Михайловском, на окраине фруктового сада.

Гербарий Михайловского — это отнюдь не все цветы, растущие в нем. Составители не ставили своей целью собрать все цветочное царство Михайловского. Это был только альбом на память — сувенир.

Гербарий сохранился до наших дней. Он был семейной реликвией Пушкиных. Потом попал в Бродзяны — имение Г. Фризенгофа, который в 1852 году женился на сестре Натальи Николаевны — Александре.

Сегодня альбом находится в Литературном музее Пушкина в селе Бродзяны, неподалеку от западнославянского города Партизанска. Часть его была передана чешскими коллегами Всесоюзному музею А. С. Пушкина в Ленинграде.

Я прожил в Михайловском полжизни, видел и знаю его во сне и наяву. Давным-давно, еще в сороковых годах, на месте руин и пепелища начал я сажать кусты и деревья, цветы и травы, разводить птиц и зверей. Потом сдружился с ними. Многое понял, чего раньше не знал. На моих глазах молодые ели и сосны, липы и вязы стали пожилыми, и мне кажется, что я наконец понял, какими мог видеть их Пушкин. Мне стал ближе пушкинский мир природы с ее птицами и зверями, понятнее стали «дольней лозы прозябанье» и «незаменные три песни» соловья...

Изучая птичье царство Михайловского, я много думал о животворной его роли в жизни Пушкина и пришел к заключению, что мир птиц привел поэта к новому состоянию, помог ему подняться над своей судьбой. Правда, Пушкин в своем творчестве ни разу не упомянул многих здешних пичуг, которые всегда были у него на глазах. В словаре Пушкина мы встречаем лишь аиста, ворона, ворону, вальдшнепа, галку, голубя, иволгу, индейку, канарейку, кукушку, кулика, коршуна, курицу, ласточку, лебедя, орла, петуха, пустельгу, рябчика, синицу, скворца, сокола, соловья, сороку, утку, ястреба.

Мы не встречаем ни трясогузки, ни снегиря, нет дятла, жаворонка, поползня, клеста, свиристели, овсянки, зяблика, лазоревки, пеночки, славки, горихвостки и многих других птиц. Но ведь не мог же Пушкин не слышать их сольных концертов, их хорошего пения! Став «пророком», он научился слышать душу всего сущего на земле, и даже «гад морских подводный ход» услышан был им.

Живя в Михайловском анахоретом, Пушкин не мог не видеть и не слышать того, что видим и слышим мы, обретающиеся здесь сегодня. А мы видим и слышим, как живут, поют, наблюдают за нами горлица, дрозд, скворец, зорянка, ласточка, славка...

Пушкин любил птиц. Целыми днями он пропадал в лесу тенистом, внимая птичьим пересвистам. В те времена существовало поверье — если пойдешь в лес утром, натощак, услышишь кукованье кукушки и спросишь у нее, сколько тебе лет еще жить, то сколько раз она в ответ прокукует — столько, стало быть, и жить будешь. Иной раз и Пушкин, гуляя по лесу, кричал: «Кукушка, кукушка, сколько лет осталось мне здесь жить-горевать?» — и она ему куковала, а он считал; если «ку-ку» было одно-два — радовался, а ежели считал до десяти, а то и до двадцати, то свирепо рычал на нее: «Болтушка окаянная, ну погоди, ужо свернет тебе ястреб шею!»

Птичье пенье пробуждало в нем творческие мечты.