Ольга Елисеева - Переворот

Едва Орлов покинул особняк, хозяин велел закладывать карету. Сам он, конечно, останется в Петербурге и, не теряя времени, отправится по сенаторам, чтоб собрать их завтра к десяти часам утра. А вот экипаж полетит в Петергоф с запиской для императрицы и привезёт Екатерину в столицу.

Княгиня Дашкова кормила птичку пшеном. Жёлтый, как лимон, кенар третий день пригорюнился, не пил, не пел и не летал по клетке. Горничная говорила, что это от сырой погоды. Действительно, середина лета выдалась дождливой. Но впечатлительная Екатерина Романовна была готова приписать хандру своего любимца предчувствию грядущих трагических событий. Животные намного тоньше людей ощущают перемены, недаром даже кошки не шарились, как обычно, по дому, а забивались под диваны.

Грозные предвестья витали в воздухе.

— Да размочите вы ему хлеба в горячем вине, — посоветовала Лиза. — У него горлышко болит.

«Все знают, что мне делать!» — возмутилась княгиня. В последние дни её нервы натянулись, как струны на арфе, и готовы были лопнуть не то что от прикосновения неловкой руки — от любого резкого звука. «Пойду погуляю, — решила она. — Свежий воздух меня успокоит». Дашкова любила пешие прогулки, а с некоторых пор и катания верхом. Несмотря на хрупкое здоровье и чрезвычайную возбудимость, она не была неженкой. Во всяком случае старалась ею не быть.

— Лиза, подай плащ, — приказала княгиня.

Горничная выскользнула в гардеробную и через несколько минут вернулась с плащом, сапожками, шляпкой да и сама уже одетая по-уличному.

— Я пойду одна, — тоном, не допускающим возражений, остановила её хозяйка.

— Но, ваша светлость... это едва ли прилично... — залепетала девушка и тут же получила шёлковым платком по щеке.

— Не умничай! — Екатерина Романовна смотрела исподлобья. — Тебе, девке, прилично одной по улицам на рынок бегать. А мне, княгине, видишь ли зазорно?

«То ж девка, а то княгиня». — Лиза шмыгнула носом, но не стала больше возражать.

Бросив на неё победный взгляд, барыня двинулась к лестнице.

На улице было сыро. Туман клубами стелился по мостовой. «Пожалуй, у реки сейчас можно и простудиться», — подумала Екатерина Романовна, но не изменила привычного маршрута. Она любила гулять по Зелёному мосту над серыми, едва вздыхавшими волнами. Канал с юга огибал дворец Елизаветы Петровны и нёс воды к широкой, продуваемой всеми ветрами Неве. Туда Дашкова не захотела бы попасть сейчас ни за какие сокровища!

Молодая дама миновала деревянную беседку-фонарик, на перилах которой ещё с прошлого года красовалась вырезанная перочинным ножом надпись: «Виват, Екатерина!» Её сделал неуёмный Алексис Орлов. Вечерами гвардейцы любили забиваться в павильоны на мосту, шуметь, выкрикивать разную чепуху и сплавлять по зыбкой волне пустые бутылки.

Однажды Екатерина Романовна, прогуливавшаяся с мужем, застала весёлую компанию семёновцев за этим нехитрым развлечением. Сидя на перилах, Алехан вытряс в рот последние капли зеленоватого дешёвого токая, а потом с воодушевлением заявил:

— Говорят, если загадать желание, написать его на бумажке, запечатать в штоф и бросить в реку, оно исполнится!

Ничего глупее Екатерина Романовна не слышала. Она попыталась прочитать этому невежде лекцию о том, что бутылки с записками кидают в море потерпевшие кораблекрушение моряки. Но Орлов ничего не захотел слушать. Он ловко выхватил из-под пирожков с мясом обёрточную бумагу, проткнул себе палец перочинным ножом, отколупнул от моста щепку и накарябал кровью нечто невнятное. Потом скатал записку, сунул в бутылку, горлышко запечатал жёваным хлебным мякишем и, размахнувшись, пустил по волнам.

— Чего загадал-то? — спросил князь Дашков, всегда добродушно относившийся к беспутным выходкам сослуживцев.

— А-а, — Орлов мотнул головой. — Нельзя говорить, не сбудется. — Он хитро подмигнул князю Михаилу: — А то тебе невдомёк, что мы все загадываем? Виват, Екатерина!

Дашкова не знала, почему широкая спина скакавшего впереди семёновца вызвала у неё в памяти историю с Алеханом. Наверное, потому что тот тоже носил семёновский мундир. Э-э-э, да это же он и есть! Княгиня подняла руку и, не смущаясь толпы, замахала ею в воздухе.

— Орлов! Орлов!

Всадник обернулся. На его красивом угрюмом лице отразилось недоумение.

— Кто меня зовёт? — Он тронул пятками бока лошади и подъехал к краю тротуара. — Княгиня? Вы? — Как видно, гвардеец был шокирован появлением Екатерины Романовны в полном одиночестве на мосту. — Вас никто не сопровождает?

Дашкова пожала плечами и независимо вскинула голову.

— Я не нуждаюсь в конвое. — Её раздражала мужская самоуверенность. Почему им всё можно, а она на каждом шагу должна спрашивать дозволения?

— Не важно, — мотнул головой Орлов. — Бог послал вас мне навстречу. Я ехал к вам. Вы знаете, что Пассек арестован?

Екатерина Романовна сморгнула. Ей показалось, что дождевая вода затекла ей в глаз.

— Как арестован? Кем? За какие провинности?

— Вы что, дитя? — Алехан начинал злиться. — Вы приготовили карету, как просила Её Величество?

Княгиня часто-часто закивала.

— Излишне спрашивать меня об этом, подвергая сомнению мою преданность императрице...

— Хорошо, хорошо, — оборвал её Орлов. — Вы поедете со мной. Без вас меня просто могут не пустить в резиденцию.

— Н-нет, — Дашкова отступила на шаг. Ей казалось, что земля уходит у неё из-под ног.

За последний месяц она перечитала все книги о заговорах и революциях, которые нашла. Особенно же «Историю Римских Цезарей» и «Генриха IV». Она с увлечением следила за кровавыми драмами и время от времени говорила себе: «Я бы непременно догадалась, что Октавиан затевает недоброе», или «Я бы на месте королевы-матери никогда не поддалась уговорам Гизов»... Однако сейчас Дашкова была на своём месте. То есть на месте молоденькой гордячки, внезапно обнаружившей себя в кругу мятежников и узнавшей, что заговор фактически раскрыт.

Екатерина Романовна испугалась — искренне и до глубины души. Она впервые всем сердцем прочувствовала то, что ещё зимой говорил ей муж: «Нас схватят, казнят, а детей лишат имущества». Ей пришло в голову, что, возможно, он прав. Какой-то иной, не героической, житейской правдой.

— Нет, — вновь выдавила из себя княгиня и, справившись с голосом, пояснила: — Поезжайте один, господин Орлов. Портной, которому я заказала мужское платье, ещё не принёс мне наряд...

Это оправдание было настолько детским, что Алехан едва не рассмеялся: «Мы ж не на маскарад едем!»

Екатерина Романовна насупилась. Что он воображает? Она вовсе не трусиха!

— Мне надобно остаться здесь и сопрягать все пружины заговора...

Гвардеец махнул рукой.