Элисон Уэйр - Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

Екатерина лежала и пыталась унять страхи. «Все пройдет», — уверяла она себя, пройдет, как случалось и раньше. Она снова преувеличивает опасность. Если бы Фрэнсис хотел разоблачить ее, то наверняка уже сделал бы это.

Ближе к обеду леди Уильям Говард пришла помочь ей одеться. Пока они болтали о том о сем, Екатерина пришла в голову мысль: а не знает ли леди Уильям чего-нибудь о Фрэнсисе?

— Вы не слышали, где теперь мистер Дерем? — спросила она, надеясь, что ее слова прозвучат как невинный вопрос о старом знакомом.

— Мадам, он здесь, с милордом, — ответила леди Уильям.

— О… — сказала Екатерина, запаниковав при мысли, что Фрэнсис совсем рядом, при дворе, и отчаянно ища предлог для оправдания своего интереса к этому человеку. — Миледи Норфолк просила меня выказать к нему доброту, и я намерена сделать это.

— Он будет рад, — сказала леди Уильям.

— Не сомневаюсь, но не говорите ему ничего. Я пока не решила, что должна сделать для него.

Леди Уильям отступила назад, чтобы полюбоваться плодами своих трудов.

— Я не скажу ни слова. Милорд обрадуется, услышав о вашей доброте. Он хорошего мнения о Дереме.

Черт! Какая же она дура, распустила язык! Теперь придется оказать какую-нибудь милость Фрэнсису, и как он интерпретирует это? Вероятно, лучше просто забыть о высказанном намерении и надеяться, что леди Уильям поступит так же.

В начале ноября Ричард Джонс, директор школы Святого Павла в Лондоне, попросил об аудиенции с королевой. Встав на колени, он преподнес своей новой повелительнице книгу, глядя на нее в нетерпеливом ожидании одобрения. Екатерина поблагодарила его и открыла обложку. На титульном листе она прочла: «Рождение человечества, или Женская книга». Это был трактат о деторождении и повивальном деле, посвященный «нашей милостивейшей и добродетельнейшей королеве Екатерине», с наставлением всем людям использовать его с благочестием.

Как ей удалось удержаться от слез, Екатерина не знала. Печаль об утраченных надеждах была еще свежа. Однако она через силу улыбнулась и поблагодарила мастера Джонса за комплимент. Когда он ушел, Екатерина вернулась в свои личные покои и отдала книгу Изабель:

— Забери ее, пожалуйста. Возьми себе.

Изабель обняла сестру и шепнула:

— Постарайся не грустить долго о своей утрате.

Потом в комнату вошли другие дамы, сестры отпрянули друг от друга, и Екатерина объявила, что послеобеденное время будет посвящено разучиванию новых танцевальных движений.

Ближе к концу месяца Генрих взял ее на соколиную охоту, для чего они поехали в Уокинг, расположенный в графстве Суррей. Екатерина очень обрадовалась. С ними отправилась небольшая верховая свита и четверо тайных советников: мрачный лицом граф Саутгемптон, лорд — хранитель личной печати; сэр Джон Рассел, лорд — главный адмирал; галантный сэр Энтони Браун, главный конюший, и сэр Энтони Уингфилд, вице-камергер. С ними были месье Шапюи и месье де Марильяк, императорский и французский послы.

— Его величество выглядит новым человеком, — сказал Екатерине сэр Энтони Браун, когда они наблюдали, как смотритель королевских соколов прикрепляет путы птицы к запястью Генриха. — Он помолодел, женившись на вашей милости.

Это было правдой. Генрих завел себе новый режим дня. Он вставал между пятью и шестью часами, слушал мессу в семь, потом выезжал с Екатериной на соколиную охоту, в десять подавали завтрак. После полудня король запирался в кабинете со своими советниками и занимался государственными делами, а Екатерина и ее дамы проводили досуг с джентльменами из личных покоев. К счастью, среди них не было Тома Калпепера. «Ему лучше, — сообщил Генрих, — но его удерживают вдали от двора неотложные дела». Она подумала, не отослал ли его король прочь намеренно, уловив чувства Тома к ней. Свои Екатерина старательно подавляла, зная, что думать о нем как о поклоннике теперь не имело смысла.

— За городом мне гораздо лучше, чем в Лондоне, — признался Генрих, когда однажды утром они рысцой выехали из конюшни. — Нога беспокоит меньше, и, думаю, я сбросил вес.

Трудно было судить, правда ли это, потому что его костюмы имели толстую подкладку и пышные рукава, но выглядел он свежее. «Все благодаря чистому воздуху», — подумала она. После жаркого лета они наслаждались солнечными днями мягкой осени.

Однажды Екатерина сидела в гостиной и перебирала струны лютни, когда к ней со встревоженным видом подошла Изабель:

— Кэт Тилни здесь и просит встречи с тобой. Она ищет место при твоем дворе.

— Я уверена, что смогу что-нибудь для нее подыскать. — Екатерина улыбнулась.

— С ней мистер Дерем, — добавила Изабель.

Сердце Екатерины камнем упало вниз.

— Чего ему нужно? — прошипела она резче, чем рассчитывала.

— Ничего, мадам, — ответила Изабель. — Он сопровождает ее. И со мной не говорил.

— Приведи ее одну! — приказала Екатерина. — Скажи ему, что он может перекусить в буфетной и идти восвояси. — Она молилась, чтобы Фрэнсис не потребовал встречи с ней и не имел дурных намерений, явившись сюда.

К ее облегчению, Кэт пришла одна и сделала реверанс. Екатерина тепло поприветствовала ее и спросила о здоровье матери. Кэт ответила, что той лучше, и поэтому она захотела вернуться ко двору.

— Ты будешь одной из моих камеристок, — сказала Екатерина, думая про себя: только бы Джоан Балмер не прознала об этом в далеком Йорке. — Мег покажет тебе спальню девушек и объяснит твои обязанности. Помни, я требую строгого соблюдения приличий и верности от тех, кто служит мне. — Она задержалась взглядом на Кэт, рассчитывая, что та правильно поймет ее. Эта девушка была свидетельницей вещей, о которых ее новая госпожа предпочла бы забыть.

— Конечно, мадам. — Кэт улыбнулась. — Я так благодарна за возможность служить вам.

— Ты можешь отправить мистера Дерема обратно в Ламбет, — продолжила Екатерина; ей нужно было точно знать, что он покинул двор.

— Я передам ему, мадам, — с понимающей улыбкой ответила Кэт.

Екатерина до сих пор не виделась с детьми короля. У трехлетнего Эдуарда был собственный двор. Как и его сводная сестра Елизавета, он проводил время по очереди в разных дворцах, предназначенных для воспитания детей короля; все они располагались в предместьях Лондона, где воздух был чище и здоровее, чем в городе. Екатерина надеялась вскоре познакомиться с ними обоими. Генрих обещал, что это произойдет; он очень любил детей и хотел, чтобы они узнали свою новую мачеху, однако эпидемия и поездка по стране помешали ему послать за ними.

— Скоро я велю привезти их, — сказал он.

Она побаивалась встречи со старшей дочерью короля леди Марией, которая была на пять лет старше ее. И хотя молва превозносила Марию за набожность, благочестие и доброту, говорили также, что она ожесточена из-за развода родителей и отсутствия мужа. Мария нашла утешение в вере, которую разделяла с Екатериной, но, судя по слухам, жила как монахиня. Казалось, она не вольется в ближний круг королевы, где любили веселье и разные удовольствия, а потому Екатерина ничего не сделала, чтобы заручиться дружбой Марии, даже не написала ей.