Владислав Бахревский - Царская карусель. Война с Кутузовым

Войсками Асархаддона командовал Михаил.

– Да будет тебе известно, царь царей, слово «дакку» означает «вспомогательные войска», но у меня они ударные и поставлены впереди.

Николай прочитал свой текст:

– «Когда Шанамма окажется впереди, приблизится к Белу, сердце страны должно быть довольно. Шанамма – это Марс. Это благоприятно для царя, моего господина. Когда Марс, достигая свое в точки, потускнеет и его сияние станет бледным, в этот год царь Элама должен быть твоим слугой. Когда Марс станет при своем появлении маленьким и бледным и подобно вечерней звезде особенно тусклым, он окажет милость Аккаду. Силы моего войска устоят и истребят врага».

– Выходит, астрологи халдеи нам обоим предсказали победу! – воскликнул Михаил. – Где же истина?

– У истинного Бога, у Христа! – Николай, довольный своим высказыванием, смотрел на брата с насмешливой жалостью. Николай в восторге от своих высказываний.

– Начнем, – Михаил строил дакку перед авангардным полком Ашшурбанипала. – Моя конница всею массой устремляется на правый фланг твоих войск. Мы уже в тылу у тебя. Моя конница истребляет твою пехоту.

– Чепуха! Полная чепуха! – Николай был красным, глаза распахнуты, будто съесть хотели. – Здесь у меня сил немного, но мои солдаты выстраиваются в черепаху. Твоя конница бессильна нанести мне даже самый малый урон.

– Но ассирийцы не знали «черепахи». «Черепаха» – римское изобретение.

– Хорошо! – Николай, хватая своих солдат в центре и смахивая солдат Михаила, расчленил его войско надвое. – Удар Наполеона! В центр и в обхват!

– Но почему ты снимаешь моих солдат? Они могут отразить нападение. Выстоять!

– Перед Наполеоном?

– Я уничтожу твои фланги.

Николай захохотал:

– Сколько угодно! Моя армия поразит твою армию в сердце. Всё! Я его – вырезал из твоей груди! Твоей коннице, смявшей мои фланги, остается искать спасения. Пехоты у тебя не осталось. Царь пленен! Он же был в центре.

Николай всё ронял и ронял воинов Асархаддона.

– Довольно! – рассердился Михаил. – Пусть я разбит, но ты солдатиков не ломай.

– Великодушие великих властителей мира беспредельно. Я оставляю тебя, Асархаддон, на троне. Возьму себе твое золото, зодчих, строителей и еще всех лошадей.

И тотчас принялся объяснять, сколь мудро и прозорливо поступает:

– Без золота войска не купишь и не соберешь. Без коней сообщение между городами и провинциями станет долгим. А без зодчих, без строителей – не возвести тебе новых крепостей и старых не поправить. Мудро?

– Мудро, – согласился Михаил.

Пришел Ахвердов.

– Слышу, вы о мудрости беседуете? Похвально. Императрица-матушка приглашает ваши высочества к себе.

Николай медленно поднял глаза на воспитателя, медленно опустил, шепнул брату:

– Она узнала!

Мария Федоровна встретила сыновей молча, стоя. Ее рука лежала на толстой книге. Это была Библия, переведенная на немецкий язык Лютером.

Братья пожелали матушке здоровья, а в ответ только взгляд, огорченный, но твердый.

Михаил опустил голову, Николай голову вскинул.

– Я вижу, вы, сын мой, не чувствуете ни раскаянья, ни угрызений совести.

– Меня мужик оскорбил! – тонко, на взрыде, выкрикнул Николай.

– Оскорбил тем, что указал на непорядок в вашем мундире? О вас же заботясь, предупреждая ваше появление перед фронтом в виде неподобающем?!

– Я пропустил одну пуговицу. На непорядок мне должны были указать мои воспитатели, но не мужик!

– Какой мужик?! – Мария Федоровна, неслыханное дело, подняла голос. – Это был солдат. Вы понимаете значение солдата для трона вашего брата, для любого трона?! Особенно в наши дни, когда ужасная война неминуема. Вы должны знать, ваше высочество, что сказал Его Величество Александр, отпуская посла Франции Коленкура, герцога Виченцского. Его Величество сказал: «Французские солдаты храбры, но менее выносливы, чем наши: они легче падают духом. Я первым не обнажу меча, но я вложу его в ножны последним. Я скорее удалюсь на Камчатку, чем уступлю мои губернии, подписавши в моей завоеванной столице мир, который был бы только перемирием». Мне эти слова не нравятся. Я желаю иного императору России. Но сообразите, о чем он говорил. О солдате! Это солдаты, в случае страшного несчастья, должны с многотерпением отступать хоть до Камчатки, чтобы потом пройти сей путь длиною в тысячи и тысячи верст, уничтожая измученного насмерть врага. Солдат, затаивший на царя обиду, столь невероятного подвига не сможет совершить.

– Но я не ударял солдата, я его за ус дернул! – промямлил Николай, потухая, опускал глаза перед глазами Марии Федоровны.

– Я ожидаю, что вы принесете извинения оскорбленному вами.

– Извинения?! – вскрикнул Николай.

– Вот именно… В далеком будущем я вижу вас во главе вашего Отечества. Вы обязаны воспитать в себе дух смирения. Смирение в России почитается за первую добродетель.

Николай щелкнул каблуками:

– Я – готов. Я смирился.

– Смирение не то же самое, что держать спину прямо. Смирение – состояние души. Потом вы это поймете… – Матушка открыла Библию, прочла: – «Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум, – потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота… Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом».

Только на третий день после беседы с императрицей-матерью Николай искал и нашел обиженного солдата. Сказал, глядя солдату в лоб:

– Прости меня, братец.

– И! Ваше высочество! – улыбнулся солдат. – Я ведь в счастии, что ваше высочество до меня своею ручкой дотронулись.

– Ну тогда, братец, позволь поцелую тебя! – Поцеловал в обе щеки и дал несколько ассигнаций, не поглядев, какого достоинства. – Водки с товарищами выпейте, и, бога ради, прости.

До слезы сам себя прошиб.

Расплакался же посреди ночи, пробудившись. В смирении была, оказывается, сладость, до сей поры неведомая.

В шесть часов утра император Александр был уже в своем кабинете. Просмотревши гору бумаг, назавтра он находил на столе такую же. Работа казалась ему Сизифовым трудом, но царь прикован был к ней своей монаршей цепью на груди, придавлен бармами и самою шапкой Мономаха.

В марте Александр снова ездил в Тверь к Екатерине Павловне обсудить самые неотложные вопросы государственного устройства, надвигающуюся неотвратимую войну с Наполеоном.

Екатерина Павловна в советах хватала чересчур далеко. Она согласилась: нужно в ближайшее время объявить рекрутский набор, норма – одного с сотни, и тотчас прибавила:

– Чтобы поставить Наполеона на место, брать надобно десять человек со ста. Тебе нужно усилить армию не ста тысячами – у Наполеона под ружьем 700 или 800 тысяч солдат – а миллионом.