Александр Антонов - Евпраксия

— И возьмёшь, потому как матушкино. Тебе же спасибо, что не сокрыл от меня ничего. Теперь иди ко сну. Да скажи Василько, чтобы того епископа проводил в отведённый ему покой. Зреть его нет желания.

Вартеслав ушёл, Всеволод остался на месте, но недолго пребывал, как он выразился, в густом осеннем тумане, из коего просто так и не выберешься. Да знал великий князь, как одолеть туман: всего-то дождаться восхода солнца. Его потянуло к Анне, дабы поделиться душевной маетой, ощутить ласку её волшебных рук, понежиться и потешиться, а там забыться в безмятежном сне, потому как Анна избавит его от каких-либо сердечных терзаний. Опочивальня Анны была покоем выше, и Всеволод поспешил к своей «полонянке».

Утром епископ Фриче добился своего и предстал перед великим князем, когда тот вышел на трапезу. Но не этому удивился великий князь, а тому, что рядом с ним стоял митрополит Иоанн. «Дивно! И когда это они успели сойтись? И зачем, если Иоанн нетерпим к католикам?» — подумал Всеволод и спросил Иоанна:

— Разве я звал тебя, владыко?

— Нет, сын мой, не знал.

— Ладно, ведаешь же, что тебе путь в терема не заказан. Но зачем привёл иноземного пастыря?

— Каюсь, сын мой государь, но скрытное он принёс тебе.

Всеволод задумался, посмотрел на иереев, пригласил их к столу:

— Ну что ж, садитесь. Вкусим пищи и поговорим о скрытном.

Иоанн первым успел к столу, сел справа от Всеволода. Какое-то время все молча трудились над пищей. Потом князь спросил епископа по-немецки, о каком скрытном деле он собирается поведать. Епископ Фриче крайне удивился, услышав родное слово, произнесённое чётко и без искажения.

— Я слушаю вас, святой отец. Владыко мой духовный пастырь, и между нами нет ничего скрытного.

— Мне приятно о том слышать, — ответил Фриче. И продолжал: — Долг мой сводится к тому, чтобы предупредить тебя, государь, от беды. Не отдавай свою дочь маркграфу Штаденскому.

— Но почему? Я не вижу помех к нашему союзу с вашей державой.

— Семья и род Штаденов в опале у императора. И смерть маркграфа Удона не случайна. За этой первой жертвой последуют другие. Генрих Четвёртый, уже отлучаемый от церкви, заслуживший прозвище Рыжебородый Сатир, коварен и жесток, — продолжал Фриче, не спуская цепких и холодных глаз с лица Всеволода.

Великий князь подумал, что святой отец находится под крепкой защитой папы римского, ежели позволяет себе так вольно отзываться об императоре. Фриче продолжал:

— А теперь скажу то, что касается только вас, государь.

Князь почувствовал себя смущённым, но собрался с духом и попросил Иоанна удалиться:

— Да не уходи далеко, владыко. Я тотчас тебя позову.

— Митрополит ушёл. Князь строго сказал епископу:

— Говори, святой отец, да не мешкая. И чтобы никакой лжи.

— За правду целую крест. — И Фриче поцеловал нагрудное распятие.

— Слушаю.

— В вашу землю пришёл князь Вартеслав. Да известно мне, что с чёрными умыслами. В замке Штаден я стал свидетелем разговора княгини Оды и её сына. Она наставляла его, как похитить, сокровища киевских князей. Сказывали раньше, что когда Ода покидала Россию, то собрала такое множество драгоценностей и золота, что с собой могла увезти только часть. А прочее закопала в надёжном месте. Но чтобы скрыть следы, она велела убить рабов, кои закапывали сокровища.

«Ложь! Не было убийств в дни отъезда Оды», — отметил Всеволод. И порадовался тому, что Вартеслав во всём упредил Фриче. Он верил простодушному племяннику больше, чем расчётливому епископу, и сказал довольно жёстко:

— Святой отец, ты неугоден мне! И пока германские гости здесь, не хочу тебя зреть.

— Но почему, великий государь? — поднявшись из-за стола, спросил Фриче. — Только правда в сказанном мною.

— Тысячу вёрст ты нёс камень за пазухой! И кого ударить надумал, отрока, аки овцу невинную! Вместо того, чтобы настроить к подаянию. Да и на княгиню Оду наговор несёшь: на чужое добро она не позарилась! Она была великая княгиня — и тем всё сказано.

— Помилуй, великий государь. Я только предупредил и о сокровищах, и о том, что ждёт вашу дочь за маркграфом Штаденским.

— Вот как увижу маркграфа, тогда скажу: быть ли княжне Евпраксии несчастной. — И Всеволод позвонил в колокольчик. Появился дворецкий Василько, и князь сказал ему: — Проводи святого отца в его покой. Да не давай ему воли и ко мне не пускай.

— Исполню, князь-батюшка. — И Василько указал Фриче на дверь.

Лишь только они скрылись, в трапезную как-то боком вошёл митрополит Иоанн. А следом — боярин Богуслав. Всеволод, ire удостоив Иоанна вниманием, сказал Богуславу:

— В полдень позови в тронную залу жениха со сватами: смотрины будут. А после обедни ударишь в колокол вечевой. Да чтобы думные бояре на то вече пришли.

— Так и будет, княже, — ответил прежний воевода, а ныне первый боярин при великом князе.

Едва Богуслав ушёл, как Всеволод спросил Иоанна:

— Владыко, ты всё ещё упорствуешь?

Ответ его был полной неожиданностью для князя.

— Ночью помолился и подумал о многом. Два века Русь делится своими жёнами без ущерба вере. Выдавай и ты в немецкую землю свою дочь, ежели всё прочее сойдётся.

— Спасибо, духовный отец.

— Мысли мои утвердились в том, что раба Божия Евпраксия не уронит чести православия. Дух её крепок, как и у тебя с великой княжной.

— Скажешь теперь, что и вече нет нужды созывала»?

— Не скажу. Пусть сойдутся кияне и утвердят наше стояние.

— То верно. А ведомо ли тебе, чего добивался епископ Фриче?

— Нет, государь, не ведаю. Но ваши речи были жёсткими и потому догадываюсь...

— Так и было. Но об этом полом.

В полдень в тронном зале собрались многие княжьи мужи, бояре, воеводы, дабы была, очевидцами сватовства и помолвки княжны Евпраксии. Как уселись великий князь с княгиней на свои места, подошли к ним дворецкий Василько и боярин Богуслав.

— Великий князь, великая княгиня, сватов привели, и жених с ними, — доложил боярин Богуслав.

— Веди на глаза, — повелел Всеволод.

Богуслав направился к двери, в ладони хлопнул, и тотчас двери распахнулись, в зале появились Вартеслав, Генрих, камергер Вольф и камер-юнкер Саксон. В роли главного свата выступил князь Вартеслав. Он низко поклонился Всеволоду и Анне, потом направо и налево всем придворным мужам и повёл речь:

— Великий государь всея Руси, великая княгиня, пришли к вам из германской земли купцы. Прослышали они, что товар добрый у вас в теремах бережётся. А вот и главный купец, — князь показал на жениха, — маркграф Нордмарки Генрих Штаденский, роду королевского. И просит он показать тот товар — красну девицу, — ежели государь и государыня сочтут сие возможным.

Слушая Вартеслава, Всеволод не спускал своих зорких глаз с Генриха. Удивил жених будущего тестя ростом почти трёхаршинным. «Эко вымахал!» И худобе его князь подивился. Но дольше всего он рассматривал лицо жениха. Как Вартеслав и говорил, оно и впрямь было ангельским, будто сошло с фрески Софийского собора, написанной искусным византийским живописцем. Всё в лице Генриха умиляло: и кроткий взгляд больших голубых глаз, и мягкая, светлая улыбка. «Господи, да вот же она — красна-девица. И что там Вартеслав просит... Да будет ли он мужем когда?»