Ольга Роман - Про красных и белых, или Посреди березовых рощ России

Володя молчал. Володя понял, что ведь забыл историю. У императоров-язычников в воинских дружинах были и воины-христиане. Ходили себе на службу и защищали империю. А потом их убивали. За то, что ходили себе на службу и защищали империю, но не склонялись перед ней. Нельзя судить человека по его красной повязке на рукаве.

Он наклонился к другу и заговорил тихо-тихо:

– Я уезжаю в Добровольческую Армию. Поехали вместе, Павлик? «С Дону выдачи нет».

– Я не могу, – сказал Павел. Помолчал. Этого никто не должен знать. Ни лучшие друзья, никто. И все-таки сказал: – Здесь тоже нужны наши офицеры. Раз я еще и оказался как будто свой. Мы будем поднимать восстание.

Володя невольно кинул на друга быстрый и удивленный взгляд. Вот, оказывается, как все. Он еще и так. Владимир знал здесь одну офицерскую организацию. Помогавшую уезжать на Дон. Но, как он слышал, была и генерала Юденича. Тоже помогала выбраться в Добровольческую армию. Но не только. Еще надеялась поднять восстание и в самом Петрограде [27] Генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич – после Октябрьской революции нелегально проживал в Петрограде, создает свою собственную контрреволюционную организацию. В январе 1919 г Юденич покинул Россию. В дальнейшем возглавлял вооруженную борьбу на Северо-Западном фронте. .

– Так, значит, это не слухи? Про Юденича?.. Это правда?

– Это мы, – просто сказал Павлик.

Он сам не знал, как все так вышло. Он просто остался в этой армии, потому что так получилось, и собирался ехать на Дон. Но потом повстречал человека от Юденича. И остался уже пока насовсем. Уже появился новый смысл.

Володя посмотрел на друга теперь уже серьезно:

– А если вашу контру разгромят раньше восстания?

Павел молчал. Об этом было лучше не думать. Лучше молчать. Он молчал. И наконец сказал:

– Может. Тогда не знаю.

– Да ну тебя, Павел, – не удержался Володя. И заметил: – Хорошо, что все твои уехали и не знают, как ты здесь. Только Петька. А Петька сама такая же, как и ты.

Павел улыбнулся про Петю. Они правда были брат и сестра. Петра тоже не боялась. Со стороны – не боялась. Как и он – со стороны.

«Революция – так революция», – как-то сказала она.

«Да», – согласился тогда он.

– Ладно, – сказал между тем Володя. Он был настоящий друг и тоже офицер, все понимал и уже не настаивал. Долг. Честь. Отечество. – Тогда оставайся. А я поехал. Увидимся, Павлик. Обязательно. Уже в нашей России. Ты держись и ничего не бойся. А мы скоро придем.

– Давай, – улыбнулся тот. И снова стал серьезный. И стал серьезным Володя. Уже было не до шуток. Шутки в сторону. Они расставались. Может быть, навсегда. На жизнь и на смерть. А сейчас они просто стояли и молчали. Потому что дружба больше слов. Потому что молчание – золото…

Но потом вышла бесстрашная и смелая бабушка и прогнала с церковных ступенек «этих красноармейских нехристей, встали тут, только что семечки не лузгают», замахнувшись на друзей метлой. Повернулась и ушла, и не увидела, что они все равно не ушли сразу. Еще постояли перед храмом, перекрестились на него. Серьезно и уверенно. Серьезно и сосредоточенно. И только тогда и пошли было прочь. Но остановились. Показался батюшка, и Володя толкнул друга, подожди, пойдем подойдем под благословение.

И почему-то вздохнул. Наверное, слишком сиял закатный свет по куполам и крестам. Когда-то было детство. Потом учеба. Выпуск. Зеленела листва, сияла солнце, и все было так просто и понятно: «За Веру, Царя и Отечество».

– «За Веру, Царя и Отечество», – не удержался и сказал Володя вслух. – И было же когда-то наше время, Павлушка…

– А теперь – ничего, – в тон ему отозвался Павел.

– «И уны во мне дух мой» (Пс.142:4), – заметил подошедший батюшка. – Или забыли, орлы? «Царство Мое несть от мира сего» (Ин.18:36) .

Благословил и напомнил:

– «Не так легко свергнуть Царя Небесного, как царя земного» [28] Патриарх Тихон. Из газеты «Фонарь» в январе 1918 г. .

Он будет сидеть с товарищами на сваленных досках. Будет летнее солнце и синее небо.

Они вышли из-за угла. Трое. Кто-то из простых ребят, второй, наверное, какой-нибудь высокий начальник и дядя Ваня. Дядя Ваня был тем пожилым красноармейцем из Военно-революционного комитета, зачитавшим ему когда-то приказ про революцию. Дядя Ваня был тем старшим и надежным другом, который почему-то упорно и непоколебимо закрывал всегда глаза на явную и непоколебимую контрреволюционность этого светлоголового красного командира. Но «волки рыщут – добычу ищут», – вздохнул пожилой красноармеец. Отошел и встал в стороне.

Павел поднялся.

– Вы арестованы. Защищаете контрреволюцию.

– Да, – спокойно сказал Павел. – Защищаю. Декрет о свободе совести. Он слишком часто не исполняется на деле. Кто-то должен защищать. Если всем другим все равно. Как сказал наш Святейший Патриарх всея Руси: «Авторы декретов не замечают противоречия с провозглашаемой ими свободой совести. Пусть они веруют во что хотят, но пусть и другим дадут возможность веровать по-своему».

Его товарищи встали. Они были настоящие, лихие революционеры. Никто не власть, и никто не указ. Они не собирались отдавать Павла. Он был такой чужой и непонятный, и все-таки – свой.

– Не надо, – тихо сказал Павел. – Я ведь прежний офицер. Офицеры не прячутся за спины других.

Дядя Ваня вышел вперед. И сорвал красную повязку с его рукава. Повернулся к своему спутнику:

– Не делайте из него героя. Пусть проваливает. Лучше просто выгнать. А то слишком много чести. Он никакой не контрреволюционер, он просто дурак.

Павлик и не знал, до чего же, оказывается, убедительно может говорить дядя Ваня. Даже и в такой безнадежной ситуации. Или это просто гордость? Гордость, которая не может принять всех этих обидных слов. Почему они и кажутся такими убедительными, что их ведь надо обязательно оспорить. Перед всеми. Ценой жизни. Но он спасен. Он правда спасен.

– Мандат… Оружие… – коротко говорит тот, другой.

Треск рвущейся бумаги. Вместо выстрела. Вместо ареста. Потому что они уходят. Они ушли.

– Поехали домой, Петра. Нет нам места в этой новой России.

Он придет домой, скинет куртку. Решение понятно. Все решено за него. Когда провал есть провал, и приказ есть приказ. Он бы сам, наверное, поехал сейчас на Дон. Все-таки Дон – он Дон. Все просто и понятно. Первое и понятное решение. Но не так. Он был теперь послан от пытающегося все-таки организоваться здесь подполья в Сибирь. Там поднялось восстание чехословаков против большевиков [29] Мятеж Чехослова́цкого ко́рпуса – вооруженное выступление Чехословацкого корпуса в мае – августе 1918 года. Чехослова́цкий ко́рпус (Чехословацкий легион) – национальное добровольческое воинское соединение, сформированное в составе российской армии в годы Первой мировой войны, в основном из пленных чехов и словаков – бывших военнослужащих австро-венгерской армии выразивших желание участвовать в войне против Германии и Австро-Венгрии. , и некоторые офицеры уезжали наоборот туда, а не на Дон. Там была противобольшевистская сила, и нельзя было терять такую ситуацию. Надо было тоже собрать своих офицеров.