Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Крайне сожалею, сэр, – поскольку Дойли молчал, заговорил сдавленным голосом Уильям – казалось, ему действительно тяжело говорить с уже бывшим работодателем, – но наш разговор не терпит отлагательств.

Рочестер смерил его внимательным взглядом, и в холодных глазах его мелькнула догадка:

– Вы добыли то, о чем я говорил?

– Добыли, – негромко согласился Эдвард, не отводя взгляда. – Добыли и прочитали.

Он слегка пропустил тот момент, когда к их разговору начали прислушиваться все остальные, однако именно в эту минуту обнаружил, что остальные голоса в каюте стихли; внимание всех присутствующих было приковано к ним.

– Быть может, расскажете им? – указывая на них взглядом, с каким-то новым, злорадным чувством спросил Дойли. – Расскажете, что именно вы сделали?

– Мне нечего скрывать, – с достоинством ответил Рочестер. – Пираты давно мешают ведению торговых дел всеми нами. Если правительство, увы, не в силах разобраться с ним, мы вынуждены взять ситуацию в свои руки. Благо, разрешение у меня есть…

– Подписанное губернатором Фостером? – выговаривая знакомую фамилию, Эдвард с удовольствием не испытал какого-либо душевного трепета. По кают-кампании пополз шепоток, и он понял, что попал в цель: – Вы так давно ведете с ним дела, не правда ли? Потому что его фамилия здесь тоже есть, – жестом фокусника вынув из нагрудного кармана документы, он поднял пачку так, чтобы все могли увидеть ее.

– Что это? – спросил кто-то из капитанов. Дойли с усмешкой разъяснил, смакуя каждое слово:

– Ваши работодатели доверились человеку, который виновен в государственной измене: эти бумаги – его переписка с испанскими властями, свидетельствующая о передаче планов военных операций в обмен на деньги. Губернатор Фостер много лет помогал ему… А пираты на острове, который вы собрались штурмовать – свидетели этого преступления, а кроме того – союзники нашего флота в борьбе с Испанией.

– Это все ложь, – быстро выговорил Рочестер, воспользовавшись всеобщим замешательством. – Я ничего не знаю об этих документах. Вы полагали, что какая-то подделка…

– Ваше намерение вырезать весь остров – это тоже подделка? Вы попросту заметаете следы, но ничего у вас не выйдет, – перебил его Дойли. Рочестер интересовал его мало – куда важнее было сбить с толку, заставить сомневаться капитанов; и, похоже, бывшему офицеру это неплохо удалось. Кто-то из них, переглянувшись с окружающими, спросил осторожно:

– Откуда нам знать, что вы говорите правду?

– Само ваше присутствие здесь уже делает вас соучастниками этого преступления, – холодно отрезал Эдвард. – Но если вы нападете на Тортугу – французскую территорию, населенную также и нашими подданными, спровоцировав таким образом конфликт между двумя великими державами – вы представляете, что с вами будет?

– Мистер Дойли, – сжав его локоть, быстро зашептал вдруг Мэрфи, но Эдвард не слушал его:

– Уйти отсюда, пока не стало слишком поздно – вот ваш единственный шанс избежать наказания вместе со своими работодателями! В этих документах нет ваших имен, вы ничем не связаны… – договорить он не успел: Рочестер, до той минуты державший правую руку опущенной за полу сюртука, внезапно извлек пистолет и прицелился ему в голову. Мэрфи, бросившись между ними, едва успел оттолкнуть Эдварда. Раздался выстрел, однако боли Дойли не почувствовал – должно быть, пуля прошла мимо.

– Скорее в шлюпку! – прокричал ему в ухо Уильям, под локоть вытаскивая прочь из каюты под прикрытием сопровождавших их матросов. Люди Рочестера мгновенно распознали что-то неладное, но без прямого приказа не решились взяться за оружие. Когда же сам владелец компании выбежал на палубу, размахивая разряженным пистолетом и приказал немедленно открыть огонь, было уже поздно – переговорщики успели перебраться в шлюпку.

Дорогу до брига Эдвард запомнил плохо, тем более что длилась она от силы несколько минут: Мэрфи, все время прикрывавший его отход, почти столкнул бывшего офицера на дно шлюпки и тяжело рухнул сверху, прикрывая собственным телом. Сам он дышал громко, прерывисто – слишком даже с учетом торопливого отступления и до сих пор не до конца минувшей опасности: пули все еще свистели в воздухе, хотя стрелки Рочестера после первого же залпа вынуждены были отступить, так что то скорее были мушкеты с брига. Эдвард, опомнившись, поднял голову, выпрастываясь из–под странно обмякшего Мэрфи:

– Все целы? Нужно как можно скорее… – начал он и осекся, когда поймал растерянный и странно удивленный взгляд юноши. Под ладонью Уильяма, которой он прижимал к груди рубашку, медленно расплывалось кровавое пятно.

– Ничего, – хрипло пробормотал он, оттягивая ткань и разглядывая рану, – ничего, простая царапина… – при этом он совсем зашатался и рухнул бы лицом вперед, не подхвати его Дойли в последнюю секунду.

Из шлюпки на борт брига капитана он вынес на руках – стоять твердо тот уже не мог – и, едва отдав боцману приказания идти обратно к берегу, потащил Мэрфи в его каюту. Слава Богу, кто-то из младших офицеров, забежав вперед, заранее успел разобрать там постель и послал за судовым врачом и горячей водой. Дойли кое-как устроил обмякающее тело прямо в верхней одежде на разворошенных одеялах, содрал с него, опомнившись, китель и сапоги, поднял голову и похлопал по щекам: на скунду ему показалось, что Мэрфи вообще перестал дышать.

– Капитан… Капитан, вы меня слышите? Уильям! – сдавленно крикнул Эдвард, едва ли не впервые назвав его по имени; юноша мелко дрожал, цепляясь за его руки с неподдельным отчаянием.

– Мистер Дойли… – прошептал он неразборчиво, хрипя и булькая текшей изо рта кровью. Судовой врач, шмыгнув в дверь, поднырнул под локоть Дойли, и принялся перевязывать рану капитана – неловко, косо ложился бинт, сразу промокавший насквозь. Время было упущено: человек, знакомый с пулевыми ранениями, сразу же понял бы это. Эдвард знаком был, и поэтому особенно яростно надеялся, что Мэрфи выживет.

– Капитан, – начал он настойчиво, придерживая того под плечи и спину, чтобы Уильям не захлебнулся кровью, – капитан, вам нужно оставаться в сознании. Капитан, вы слышите меня? Нет, не двигайтесь, не говорите ничего! Просто закрывайте глаза на несколько секунд и опять открывайте: один раз – если «да», дважды – «нет». Черт возьми, да давайте я сам! – рявкнул он на неловкого доктора, задевшего рану – Мэрфи дернулся и застонал, но совсем слабо и тихо; Эдвард, справившись с неприятно тяжелыми, непослушными руками, принялся сам накладывать новую повязку поверх первой.

– Мистер Дойли… – снова позвал Мэрфи, не слушая его предостережений. – Мистер Дойли, плохи мои дела, да?..

– С чего вы взяли? Я видел людей, выживавших после куда более тяжелых ран, – сквозь зубы отрезал Эдвард, ненавидя себя за эту жалкую ложь. Судя по кривой, вымученной усмешке Уильяма, тот тоже все понял; откинувшись назад, он зашептал с горьким, мечтательным отчаянием: