Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

***

Ближе к полудню, когда раскаленный шар солнца повис точно в центре неба, превращая все тени в несуразные съежившиеся лужицы прохлады в сплошном жарком мареве, из «вороньего гнезда» наконец раздался крик вперед смотрящего:

– Вижу корабль!

Измученная бездельем команда встретила его слова небывалым оживлением. Матросы, бывшие на палубе, спешно бросились каждый на свое место: расчеты – к пушкам и в крюйт-камеру за дополнительными картузами, абордажники – за оружием, с десяток матросов–такелажников уже расположились на марсах, готовые в любой момент броситься ставить нужный парус или в случае сближения корблей распутывать и перерубать свои и чужие снасти. Трое из них заранее запаслись как можно большим запасом ружей: их задачей было прикрывать товарищей сверху и целиться во вражеских капитана, рулевого и главу абордажной команды.

Эдвард, всего одну склянку назад сменившийся со своей вахты, а до того еще два часа почти без инструментов, зато под чутким руководством Эрнесты долго и муторно чертивший отдаленное подобие фарватера, сперва, заслышав оглушительный звон рынды, не понял, что случилось. Первой его мыслью было, что на корабле начался пожар; но по реакции более опытных товарищей догадавшись, что происходит, он сходу бросился помогать носить пороховые картузы к пушкам, предполагая, что ничего более серьезного ему никто не доверит. К его удивлению, рулевой Фрэнк Морган лично вручил ему тяжелый катласс и хмуро сообщил:

– Готовься. Пойдешь вместо Эйба.

– Мистер Морган, где все абордажники? Почему так долго?! – из толпы расчетов к ним молниеносно выбежала запыхавшаяся, растрепанная, но совершенно спокойная Эрнеста. Казалось, единственным, что ее беспокоило, была невозможность для нее самой участвовать в абордаже. – Скорее идите, я сама здесь разберусь! Расчеты – по местам! Мистер Дойли?.. – впервые в ее глазах мелькнуло нечто смутно похожее на тревогу. Морган сухо, но не без злорадства пояснил:

– Он идет с нами. Приказ капитана.

– Ради Бога, вы еще здесь? – раздраженно перебила его девушка; положив руки на плечи Эдварда, она неожиданно торопливо заговорила: – Ничего не бойтесь и не пытайтесь сразу же перебраться на их борт. Дождитесь первого залпа и затем сразу лезьте наверх. Стреляйте из пистолета только на расстоянии в десять–пятнадцать шагов – ну, это вы и сами не хуже меня знаете… С марсов вас прикроют. Должны прикрыть!..

– Сеньорита, не волнуйтесь так, – чувствуя, как у него самого невольно дрожат руки и сердце начинает биться быстрее обычного, попытался улыбнуться Дойли. Эрнеста, оценив его усилия, тоже криво усмехнулась и крепко сжала его ладонь:

– Да, да, конечно. Это ваш первый абордаж?

– Да.

– Тогда все в порядке. Новичков никогда не убивают, они обязательно возвращаются живыми. Идите, мистер Дойли, – хрипло проговорила она, внезапно сняв с шеи один из своих многочисленных амулетов и быстро завязав на его запястье замысловатым узлом.

– Зачем это?

– Теперь ни один враг не сможет вас убить, – уверенно ответила девушка и повторила тверже: – Идите же!

– Эрнеста! Эрнеста, где тебя носит?! – свесившись в трюм, прокричал капитан Рэдфорд, и ее лицо мгновенно приобрело прежнее спокойно–решительное выражение с полным равнодушием к опасности:

– В абордажную команду пролезть не пытаюсь, не тревожься!

– Еще бы ты попыталась! Весь молодняк отправь к Халуэллу, ему не хватает людей, – всю показную беспечность Джека как рукой сняло, теперь он тоже уверенно и твердо отдавал распоряжения. – Макферсон останется за старшего канонира, а все раненые и корабль будут на вас!

– Мы уже все приготовили, пожара не случится, – пообещала Эрнеста. – Не волнуйся, Джек.

– Я в тебя верю, – кивнул капитан. Едва его лохматая голова исчезла в проеме трюмного люка, девушка вновь бросилась протискиваться сквозь толпу снующих повсюду матросов:

– Генри! Генри, черт бы тебя побрал, где ты? Карлито, Чекко, бегом к мистеру Халуэллу, вам тут делать нечего! Еще набегаетесь в «пороховых обезьянках»… Где Генри? Генри!!!

– Расчеты, огонь! – едва появившись в трюме, сходу прокричал боцман Макферсон. Канониры бросились к орудиям, и спустя несколько секунд раздался грохот первого залпа.

***

Абордажная команда вступила в бой практически сразу после того, как «заговорили» пушки «Попутного ветра». Помня наставления Эрнесты, Эдвард, услышав треск ружей, не выпрямился во весь рост, стремясь как можно скорее перебраться на вражескую палубу, а наоборот, пригнулся за фальшбортом и, улучив момент, метнулся к переброшенной наподобие трапа доске и сходу врубился в гущу схватки. Еще в офицерской школе он славился своим мастерством фехтовальщика и даже теперь, похоже, не растерял былых навыков. Его тело, отвыкшее от постоянных тренировок, уже не двигалось столь легко и стремительно, но Эдварду хватало времени, чтобы замечать зачастую неловкие и предсказуемые выпады противников и либо парировать, либо уворачиваться от них. Быть может, амулет Эрнесты и впрямь хранил его – сперва с трудом подавивший желание, как подобает доброму христианину, сорвать его с себя и выбросить за борт, теперь Эдвард даже поймал себя на мысли, что испугался, когда не заметил на своей руке этого хитроумно завязанного обрывка бечевки, забившегося под рукав. Убедившись, что тот на месте и надежно закреплен, он сразу почувствовал облегчение.

Хотя по распоряжению Джека черный пиратский флаг был поднят только в самый последний момент, перед боем, команда торгового судна оказалась на редкость хорошо подготовлена: когда орудийные порты тяжеловесного галеона открылись, показались черные дула двух десятков двенадцатифунтовых пушек, а еще три вертлюжных, поменьше, уже плевались картечью с юта в наступающих пиратов. Эдвард, едва увидев трупы двоих абордажников, не успевших отбежать в сторону, и изрешеченную мелкими глубокими ранами грудь третьего, понял, что вывести из строя пушки необходимо во что бы то ни стало.

Очевидно, капитан Рэдфорд подумал то же самое одновременно с ним: на полуют они взбежали практически одновременно, но тут же Эдварду пришлось остановиться, чтобы задержать бросившихся им наперерез матросов с галеона. Угрызений совести и каких-либо опасений он не чувствовал: уж с тремя канонирами их капитан в состоянии справиться сам!

Против него самого было четверо человек: двое крепких, плечистых молодцов, третий – совсем мальчишка и еще один – на редкость худой и тонкий, но проворный, явно знакомый с фехтованием – и, в отличие от Эдварда, похоже, занимавшийся им без долгого перерыва. Уворачиваясь от его ловких, уверенных выпадов, Дойли в отчаянии думал, что в одиночку не справится: он сумел уложить двух товарищей своего противника, но с ним самим совладать не мог. Из двух глубоких порезов на груди и плече уже текла кровь, и Эдвард с бессильной яростью сознавал, что замедляется все больше.