Ильяс Есенберлин - Заговоренный меч

— Поскольку человеку, который покушался на мою жизнь, простил я, то почему бы не простить невинное животное! — сказал он Керею, пристегнул к поясу дубинку и сел на коня. Вместе поехали они к своим, а хан Абулхаир молча смотрел им вслед…

Поднявшийся с земли Сарыбай тоже занес ногу в стремя. Хан отвернулся.

— Зачем не ударили вы его сзади дубиной, мой повелитель-хан? — зашептал ему в спину брат палача. — Если бы он упал, я тут же переломил бы ему шейный позвонок. Так всегда бывает, когда человек падает с лошади, и никто бы не догадался…

Он не успел договорить, как голова его покатилась с плеч. Абулхаир брезгливо вытер клинок об одежду Сарыбая и велел трубить сбор. Приехавшие первыми Джаныбек с Кереем увидели валявшуюся в траве голову с выпученными в испуге глазами.

— Такая смерть ждет каждого, кто покусится на жизнь моих верных султанов! — сказал хан Абулхаир.

Но вряд ли поверили в искренность его слов Джаныбек с Кереем. Оба султана молча проводили хана Абулхаира до ставки и вскоре уехали в свои кочевья. А хан с тех пор совсем потерял покой, целыми днями лежал на шкуре барса и обдумывал создавшееся положение. Пути назад не было, и горькая досада на то, что не прикончил Джаныбека, грызла душу. Не скоро представится теперь такая возможность…

"В шестнадцать лет я собственными руками зарезал сына самого Едиге — крепколобого Казы-бия, — вспоминал Абулхаир, и губы его кривились от гордости. — В семнадцать лет произошел мой знаменитый поединок с ханом Жумадеком, правившим степью Дешт-и-Кипчак. Как родного сына любил он меня и воспитывал с ранних лет, словно отец. Разве дрогнула моя рука, когда прирезал я его, сбив с седла? Да и сам он принял смерть с легкостью, понимая, что таков закон жизни, так же буду поступать я со всеми врагами. В надежные руки передавал он свой трон. И вот теперь эти руки не поднялись на самого лютого врага — Джаныбека!

Львиное сердце должно быть у того, кто правит людьми и берет на себя ответственность за них перед богом. Почему же расслабилось оно на этот раз? Один-единственный удар по голове этого ненавистного султана, и не было бы никаких неприятностей. Прав был убитый раб: никто бы не посмел высказать сомнение в том, что Джаныбек упал с коня во время охоты. Люди знали бы тогда, что если упал Джаныбек, то каждый из них может упасть таким образом. Страх — самый надежный замок на болтливые рты!..

Говорят, что мой предок Чингисхан поучал: если поднял руку на врага, то бей только насмерть, потому что нет опаснее недобитого врага. А простить врага — преступление, за которое придется расплачиваться всю жизнь. Слабостью посчитает враг твое великодушие и удесятерит свои усилия против тебя!.."

Джучи родился от Борте-Фуджин из племени конурат и сам был женат на конуратках. От второй его жены Укихатун родился Батый.

Джучи довольно крепко усвоил степную мудрость, которая гласит: «Пусть руки отпадут у того, кто не радеет за родственников». Казахские племена стали его опорой в дальнейшей политике, и окружали его обычно казахские султаны и батыры. Даже в песнях и сказаниях народа, где всегда подчеркивается жестокость и коварство других чингизидов, о Джучи говорится в ином тоне. Он суров, но справедлив и всегда готов выслушать мудрый совет. Особо поясняется, что умел он обуздывать свой гнев, а это уже не так мало для сына Чингисхана. Уже одно то, что Джучи не стремился к полному уничтожению казахских племен, делало его и в их глазах защитником и добрым родственником. Слишком свежи были в памяти иные примеры. И недаром сохранился в веках эпос «Аксак кулан — Джучи-хан», который поют до сих пор в степи. Конечно, пройдя через века, дурные поступки того или иного властителя выветриваются порой из народной памяти, но вот не ушел же из нее страшный образ Чингисхана, которым пугают детей в степи…

Монгольские завоеватели, захватившие казахские земли, были немногочисленны. Один на сто приходилось их по отношению к исконным обитателям степи Дешт-и-Кипчак, и они быстро растворились в общей массе, как горсть соли, брошенная в реку. Не прошло и века, как монгольские султаны ничем уже не отличались от казахов. Только и осталось у них звание «тюре», дающее право на султанский и ханский титулы. В каждом казахском роде и племени были они, и самая жестокая грызня происходила всегда между ними за власть и влияние.

Первый хан Золотой Орды — Батый — почти всю жизнь прожил в степи Дешт-и-Кипчак. Из рода кипчак была и самая любимая его жена — Жулдыз. Да и сыновья его уже носили имена на лад степи Дешт-и-Кипчак: Сартак, Тукухан, Аюхан, Улакчи. На главном пути к ставке великого хана кочевали казахские племена, нанося в первое время серьезный урон завоевателям, которым волей-неволей приходилось считаться с ними. Из политических расчетов золотоордынские ханы роднились со степняками.

От брака чингизидки и джигита из рода мангыт родился небезызвестный Ногай, которого называли иналом, то есть полукровкой. Он не считался чингизидом (материнская кровь монголами не берется во внимание), не имел права занимать ханский престол, но в течение сорока лет диктовал свою волю золотоордынским ханам.

После смерти Батыя Ногай продолжал командовать войсками Золотой Орды, хитроумно отбирая и сажая на престол золотоордынских ханов. Лишь когда ханом стал Тохтагул — пятый сын Мунке, кончилась власть Ногая. Воспользовавшись межродовыми распрями в степи Дешт-и-Кипчак, на которую опирался Ногай, молодой хан Тохтагул разбил его войско, и престарелый полководец с семнадцатью верными воинами бежал в башкирские земли.

Из-за раздоров в Золотой Орде и потомки Ногая вместе с близкими им родами были вынуждены уйти в восточные пределы Казанского ханства. Этот край, принадлежавший некогда волжским болгарам, неоднократно громили Батый и его преемники. В конце концов туда пришли с войском кипчакские завоеватели и основали новое ханство. Вслед за ними начали перекочевывать туда близкие по языку и обычаям ногайлинцы, которые быстро смешивались с местным населением.

Но, осев в Казани, они беспрестанно покушались на спокойствие в своих прежних владениях. Они стали подсылать в казахские роды своих людей, напоминая о связывающих их узах крови и предлагали отделиться от Абулхаира. Дошло до того, что некоторые батыры собирали джигитов и угоняли ханские табуны.

После одного из таких набегов выведенный из себя хан Абулхаир направил к ним тридцатитысячный карательный отряд во главе с каракипчаком Колбанды-батыром, который разгромил аулы виновных, а заодно и их соседей, чтобы отвадить впредь от подобных дел.

Одно появление Кобланды-батыра вселяло ужас в сердца людей. Был это человек неслыханного роста, с огромной головой, похожими на кувалды руками. В многочисленных песнях рассказывалось, что кости у него больше верблюжьих, а пальцы тверже рогов архара. На реке Тургай жили прадеды Кобланды-батыра, а сам он родился там, где сливаются реки Арысь и Бадам, у подножия горы Караспан.