Мария Шлёмина - Утраченное наследие

Несколько минут спустя он вошел в приемную мэра и поздоровался с секретарем. Она улыбнулась ему так, как улыбаются секретари фаворитам своего начальника.

– Вас давно ждут, я только доложу. Сегодня он очень рано приехал на работу… – она быстро встала, оправила платье и, церемонно виляя бедрами, вошла в большой кабинет мэра.

Григорий ждал.

Через минуту она вернулась и заговорщически улыбнулась Грише:

– Входите! Он ждет…

Гриша выдавил улыбку в ответ. Искренне он, кажется, уже был не в силах улыбаться сегодня. Но он собрался и направился в кабинет главы города.

– А! Григорий. Давно жду. Очень рад. Проходи и присаживайся!

Григорий сел наискосок от развалившегося в кресле мэра, покачивающегося в такт движениям модели вечного двигателя, стоявшего на широком столе среди бумаг.

Всем своим видом хозяин кабинета пытался показать, что пригласил Гришу без особого умысла, вроде для дружеского разговора. Но его скулы подрагивали, а глаза долго не задерживались на лице молодого собеседника. Это явно выдавало, что мэр нервничал.

– Как твои дела? Все нормально?

– Вполне.

– Может, кофе выпьешь? Давай! Не отказывайся! – и тут же по громкой связи: – Анастасия Николаевна, два кофе сделайте, будьте любезны!

Не дожидаясь ответа секретаря, мэр выключил громкую связь и прерывисто вздохнул, как будто перестал дурачиться и решил, наконец, заняться делом. Видно было, что он продумал заранее их разговор и даже этот жест с кофе.

– Григорий, я все время наблюдаю за твоей деятельностью. Ты – молодец!

Гриша хотел было вставить что-нибудь, но мэр занервничал.

– И не перебивай меня, пожалуйста! Я знаю, что ты молодец. И мне просто необходимы такие люди в моей команде. Я давно хочу поставить тебя на место Валентиновича…

У Гриши екнуло в груди.

– …Но не все так просто, – продолжал мэр. – Я думаю, что он рано или поздно сам сделает нужный нам шаг. Уже всем понятно, что он не тянет эту должность. А мы с тобой должны помочь ему уйти рано, а не поздно.

Григорий почти привстал со стула, не зная, как выразить свое несогласие. Отношения с начальником не складывались. Но подсиживать его он никак не хотел. Он и правда считал, что это низко.

– Не перебивай, – буркнул мэр, – я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Мол: «Так нельзя, он мой наставник…» Твой интеллигентный характер я давно заметил, еще при первой встрече. Но не всегда нужно быть таким! Уж ты мне поверь! Я и не предлагаю тебе ничего зазорного. Я хочу, чтобы к уходу ты подтолкнул его своим очередным успехом, – мэр сделал паузу, – и вот в каком деле…

В кабинет вошла секретарь с двумя чашками кофе на подносе. Она быстро поставила одну чашку перед Гришей, а вторую на краю стола градоначальника и удалилась.

– Спасибо, Анастасия Николаевна, – задумчиво глядя ей вслед, сказал мэр.

Как только дверь закрылась, он взял со стола папку и передал ее Грише. Григорий опустил глаза и, прочитав, не поверил им: «РАССЕЛЕНИЕ УЛИЦЫ ПЕТЕРБУРГСКОЙ».

– Видишь ли, Григорий, этот проект задуман давно. Есть целый комплекс мероприятий по облагораживанию центра С. Эта улица, скажем так, только начало. Но начало очень важное, – мэр затараторил без остановки теперь, как будто бы его прорвало и он решил выдать все и сразу. – Я думаю, ты поймешь!.. Ты молодой, активный. Эти дома безнадежно устарели. Городу нужен новый архитектурный стиль. Мы не можем стоять на месте, нужно развиваться и идти в ногу со временем. Большая часть домов по этой улице уже пустует. Жители деревянных строений сами были рады отвязаться от рухляди, хоть она и расположена в самом сердце города. Кирпичные же строения почти все выкуплены под коммерческую площадь. Но с этими проблем точно не будет. Бизнесмены не идиоты, чтобы ссориться с администрацией города. Но есть один дом… – он замолчал, словно выдохся. – Там есть трудности…

Он глотнул кофе и пригладил волосы ладонью, словно погладил себя по голове, чтоб ободрить.

– Это дом купца Курагина… Этот самый купец построил его еще в 1880 году. Он был не просто уважаемым человеком в городе, а одним из самых влиятельных людей на Волге в конце 18-го – начале 19-го века. Был застройщиком первых музеев и галерей, в том числе старой художественной и спонсором строительства здания драматического театра. Архитектора сам лично из Италии привез на свои средства. Там в фойе имеется памятная табличка с его именем. Вдобавок, правнук этого святила российской коммерции стал знаменитым оперным певцом и всю жизнь прожил и проработал в оперном театре С. Там до сих пор дают какой-то спектакль памяти Ильи Курагина. Дочь его – Полина Ильинична Курагина – тоже интересная личность. Она известная пианистка. Ездила по заграницам даже при советском режиме. Сейчас совсем перебралась во Францию.

В общем, не простая это семья, а довольно знаменитая. И дом, получается, фамильный и представляет историческую ценность для города. Но он хоть с виду и кирпичный, перекрытия все равно деревянные. Рухнет скоро. А хозяйка нынешняя уперлась. Наследница, правнучка знаменитого купца и старшая дочь этого оперного певца, считает, что дом их ни в коем случае трогать нельзя. И ни в какую не соглашается! Да чего там… – мэр махнул рукой. – Даже говорить ни с кем толком не хочет.

В девяностые годы, когда русские люди узнали, что такое приватизация, она, помимо свидетельства о государственной регистрации собственности, вытребовала себе документ об исторической ценности здания. Не знаю, что там была за комиссия, кто вообще это подписал… Сам понимаешь, в девяностые можно было все, никто ни за что не отвечал. И уж тем более не до культурного наследия всем было. Но теперь эта старушка трясет этим документом и грозится в случае напора в Москву писать, президенту, в ЮНЕСКО и т. п. Ненормальная! Не понимает, что это для нее эта рухлядь – родовой дом, так пафосно называемое ею «культурное наследие», а для остальных – пережиток прошлого!..

Он наконец остановился и допил остывший уже кофе.

– А ценности… там есть какие-нибудь? – неожиданно спросил Григорий.

У мэра вытянулось лицо, и даже глаза стали больше.

– В каком смысле? Какие ценности?

– Ну, не знаю… Может, старинные картины, иконы, вещи этого купца или его знаменитых потомков? Ну, что-то, что можно передать в музей, чтобы сохранить память об этих людях?

– Да нет там ничего! – поморщился мэр. – Если что было бы, давно бы растащили. В те же лихие девяностые. Она же одинокая. К тому же интеллигентка. Прибили бы ее еще за эти «ценности»… – он снова отхлебнул кофе. – Хотя подожди… Кажется, библиотека у нее там какая-то осталась, то ли от отца, то ли от деда. Может, книги и представляют какую-то ценность… – задумчиво сказал он.