Вера Хенриксен - Святой конунг

— Ты же знаешь, мне постоянно твердили о том, кто я такая, — глядя куда-то в сторону, сказала она. В ее голосе звучало такое отчаяние, что у Сигрид появилось желание обнять ее, но она этого не сделала.

— И никому не было дела до того, что я старалась показать, что я не такая, как моя мать, — немного помолчав, сказала она. — Женщины постоянно твердила мне, что я стану такой, как она. И когда я подросла и мужчины стали ухаживать за мной, я знала, чего они хотят. Но священник Энунд сказал мне, что я смогу искупить грехи своих родителей, если буду жить праведной жизнью…

— Если ты была настроена так, то мне не понятно, как смог Грьетгард соблазнить тебя, — невольно вырвалось у Сигрид.

Хелена словно окаменела.

— Тебе не казалось отвратительным быть наедине с Сигватом Скальдом? — сухо спросила она.

Сигрид нечего было ответить; она сама не понимала, что заставило ее поступить так необдуманно. «Плотское желание», — поправил ее священник Энунд, когда она назвала это любовью. Возможно, он по-своему был прав, но ей все же казалось, что между нею и Сигватом было нечто большее.

— Я не знаю, — честно призналась она. И она увидела, как в глазах Хелены угасло упрямство.

— Я так любила Грьетгарда, что плакала, узнав, что у меня будет от него ребенок, — сказала она. — Я даже не осмеливалась думать о том, чтобы принести в мир подобное себе существо.

Сигрид невольно отвернулась. Лицо Хелены было таким доверчивым и на нем была написана такая душевная боль, что видеть это было просто невыносимо.

— Он обещал тогда на тебе жениться? — спросила она.

— Нет. Но он обещал дать ребенку имя, в случае, если это будет мальчик, — признать его сыном.

— Он думал, что Кальв и я допустили бы это?

— Он сказал, что когда ты увидишь своего внука, то смягчишься. И что, если ты будешь на нашей стороне, Кальва ты сможешь уломать.

Сигрид стало стыдно; она вспомнила, как мало горевала, когда ребенок умер. И она отвернулась, стыдясь больше за себя, чем за Хелену.

— Священник Энунд натолкнул Грьетгарда на мысль о том, чтобы жениться на мне, — продолжала Хелена. — После того как ребенок умер, он пытался уговорить Грьетгарда отослать меня прочь; он говорил, что смерть мальчика — это Божье наказание за то, что мы жили в грехе. Но Грьетгард отказался это сделать. И тогда священник Энунд сказал, что есть только один выход: если мы хотим избежать гнева Божьего, мы должны стать мужем и женой.

Сигрид ничего не ответила. Она подумала о том, какой рассерженной она была в тот раз, когда Грьетгард сказал ей, что хочет жениться на Хелене. И, покосившись на Сунниву, она подумала, что может наступить день, когда чья-то мать не захочет иметь ее в качестве невестки.

У нее устала правая рука, и она попыталась переложить спящего ребенка на левую руку.

— Тебе тяжело нести ее? — спросила Хелена. Сигрид кивнула, и Хелена протянула руки, сказав:

— Давай, я понесу.

Девочка захныкала, когда ее перекладывали, но вскоре успокоилась. И Хелена улыбнулась, торопливо и нежно, глядя на нее. И когда она взглянула после этого на Сигрид, на лице ее все еще была тень той улыбки.

— Ради Суннивы я решила сказать тебе, что знаю, кто ее отец, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты пообещала, что если ее отошлют прочь, я могу отправиться вместе с ней. Пусть обо мне не слишком высокого мнения, зато я очень люблю ее.

Произнеся последние слова, она глотнула слюну.

Во всем ее облике было что-то беспомощное; Сигрид почувствовала угрызения совести оттого, что мало обращала на нее внимания, когда Хелена была ребенком. Но она прогнала прочь эти мысли. Она не могла брать на себя заботу о всех детях во дворе.

— Я обещаю тебе это, — сказала она.

— Если кто-то и узнает, что Кальв не ее отец, то он узнает это не от меня, — серьезно произнесла Хелена. И когда Сигрид протянула ей руку, она пожала ее.

— Откуда ты узнала, что Кальву известно об этом? — помолчав, спросила Сигрид.

— Когда я накануне его отъезда разносила мужчинам в зале пиво, я поняла из его слов, что это ему известно.

— И что же он сказал?

— Все то, о чем ты знаешь, — озабочено произнесла Хелена.

— Кроме тебя кто-нибудь слышал его?

— Сомневаюсь. И даже если и слышал, то никак не мог подумать, что он имеет в виду тебя.

Сигрид оставалось только догадываться о том, что говорил Кальв, но все-таки ей стало легче.

Больше они ни о чем не говорили, а повернули обратно к дому.

Вскоре распространился слух о том, что епископ Гримкелль вернулся в Трондхейм. Говорили, что он остановился у Эйнара Тамбарскьелве; так что вскоре предстояло решить вопрос о святости короля Олава.

Многие отправились на юг, в особенности те, кто был свидетелем знамения, происшедшего после того, как они призывали короля на помощь. Для остальных же было само собой разумеющимся то, что король был святым.

Сигрид казалось немыслимым выслушивать всех этих людей, которые год назад посягали на жизнь короля, а теперь надеются, что его причислят к лику святых. Некоторые были напуганы, но таких было немного. Большинство же было уверено в себе; разве они не жаждали, чтобы короля Олава канонизировали как святого, разве они не были ревностными сторонниками его христианства? Они чувствовали теперь себя людьми короля, словно в битве при Стиклестаде сражались на его стороне.

Однако Сигрид не тратила время на размышления о святости короля. Она была уверена в том, что епископ Гримкелль во всем разберется. Ее занимало совсем другое.

Разговор с Хеленой и мысли о ней и о Грьетгарде с новой силой всколыхнули в ней воспоминания о ее жизни с Эльвиром.

Более десяти лет прошло с тех пор, как он был убит. И Мэрин стал своего рода водоразделом в ее жизни; отсюда мысли ее бежали либо к прошлому, либо к настоящему. Все, что было до Мэрина, казалось для нее долиной, расположенной по другую сторону гор, залитой солнцем землей, прекрасной, как мечта. Теперь же она жила на теневой стороне гор.

Но теперь, когда она думала об Эльвире, она не могла уже ясно представить его себе, и это мучило ее. И когда она пыталась узнать его черты в лице Тронда, пыталась представить себе, как он сидит на почетном сидении, как ходит по двору, она не могла удержать в мыслях его образ.

Она постоянно думала о нем; она размышляла о том, что он говорил и делал, и это помогало ей забыть о своих бедах и трудностях. И то, что она не могла вспомнить его облик, вскоре начало казаться ей кошмаром; она чувствовала, что должна вновь обрести его.

И однажды утром она увидела его рядом с собой.

Она вскочила с постели, протерла глаза, но его уже не было, хотя она могла поклясться в том, что он только что сидел на ее постели.

Он был в плаще с капюшоном и сидел спиной к ней, так что она не могла видеть его лица. Но у нее не было ни малейших сомнений в том, что это был он.