Владимир Андриенко - Сестра самозванца

– Пан князь, думает, что сие так просто? Холопский бунт легко развязать. Но трудно погасить. Тем более что гасить его можно лишь кровью. Потоками крови, пан князь.

– Но сия кровь будет холопской, пан воевода? Московским холопам неплохо пустить кровь…

***

Ян Нильский отправился на поиски комнатки панны Елены. И быстро нашел, где обитает красавица. Служанки в замке Мнишека были весьма болтливы и за злотый даже проводили шляхтича почти к самой двери «дочери пана Порошина».

– Вон там, – молодая смуглая служанка показала пальчиком на длинную галерею.

– Но там много дверей.

– Та, что посредине. Видите кованные железные полосы у петель? Это двери дочери московита.

– Московита?

– Так здесь зовут эту девку, которую все считают красавицей.

– Считают? – спросил Нильский. – Но она и вправду красавица.

– Есть и другие не хуже, – сказала служанка. – И много доступнее.

Нильский дал девушке еще один злотый, дабы она побыстрее оставила его.

«Вот я и смогу увидеть её и поговорить с ней. Что такого, что я нанесу ей визит? Здесь никто не сочтёт это признаком дурного тона».

Нильский направился к двери, но у одной из ниш его перехватил Рафалович.

– Пан сошел с ума? – тихо спросил шляхтича еврей.

– Ты про что, пан купец?

– Пану нельзя идти туда, куда он идет.

– Отчего?

– Панна Мнишек может узнать про сие и тогда… Тогда пану будет не до любви.

– Пан купец слишком много болтает. Я шляхтич…

– Тише! – Рафалович увлек Нильского в нишу. – Пусть пан помолчит. Я все поясню пану немного позже.

Рафалович отвел шляхтича в другую часть замка и показал на двери одной из комнат.

– Там пана ждут.

– Кто? – не понял Нильский.

– Там пан сам все узнает.

– Но…

– Пусть пан не возражает. Все это будет пану только на пользу.

Нильский решил сделать так, как сказал Рафалович. Он вошел в комнату и увидел там человека среднего роста в черной сутане.

– Пан Ян Нильский? – человек поднялся со стула и подошел к шляхтичу.

– Поручик Нильский. А кто есть пан?

– Скромный слуга Иисуса.

Нильский понял, что это посланец Ордена иезуитов. Он, как и его отец, не сильно жаловал этих панов, но склонялся перед могуществом и силой Ордена.

– Но пан имеет имя?

– Падре Рональд. Сейчас мне угодно назваться именно так. И у меня дело к пану шляхтичу. Ведь пан – верный слуга католической церкви.

– Это так, падре.

– И потому святая церковь и святой престол имеют дело к пану поручику. Пан поручик должен во имя церкви и веры присоединиться к войскам принца Димитрия.

– Но я…

– Я знаю о том, что пан есть человек коронного гетмана Замойского. Но святая церковь и Орден уладят сию проблему, пан поручик. Скоро в замке будет нунций святого престола кардинал Рагноци. Он введет принца Димитрия в лоно истинной католической церкви.

– Но чем я смогу помочь церкви, падре? Я скромный солдат и никакого веса не имею.

– У пана будет вес. И потому пан сейчас отправится к пану Бучинскому и предложит свои услуги. Пан Бучинский примет саблю пана. Во имя господа!

Падре протянул Нильскому руку и тот увидел перстень с большим сапфиром. Он почтительно поцеловал его. Этот падре не был мелкой сошкой в Ордене.

– Мне идти к пану Бучинскому прямо сейчас? – спросил Нильский.

– А у пана есть иные планы?

Нильский покраснел. Священник усмехнулся и сказал:

– Пусть пан отложит их. Для сего время еще придет, пан поручик…

***

Краков.

Дворец короля Речи Посполитой.

Сентябрь 1604 года.

Посланцы царя Бориса при дворе Сигизмунда III.

Король Сигизмунд III из рода Ваза не мог сказать посланцам московского царя то, что хотел. Шляхта запретила ему ссориться с московитами. Особенно настаивал на своем великий гетман Замойский. Он был слишком дерзок это князь, возомнивший себя большим государственным деятелем.

Король сидел на троне словно статуя, и молча готовился слушать слова царя Бориса Годунова, которые тот вложил в уста своего посланца.

Русский вельможа был одет с роскошью. Фиолетового цвета кафтан с широким воротом, шитым золотом и украшенным крупным жемчугом, поразил многих шляхтичей. С боков кафтана были прорезы с тесемками, также шитые золотом. Богатая соболья шуба боярина украшена многими драгоценностями. На пальцах посла – перстни с самоцветами.

Пан сенатор Сапега тихо сказал своему соседу семиградскому послу графу Матиушу.

– Видал, друг мой, какие жемчуга у московита?

– Таких нет и у вашей королевы, пан Сапега. А соболя какие? Говорят у московитов ныне низкие цены на соболей.

– Про то знаю точно, пан Матиуш. Соболиная ярмарка в Москве ныне богаче, чем в прошлые годы. Но тише. Московит станет говорить.

Посол протянул руку к сопровождавшему его дьяку и тот подал послу свиток с печатями.

Боярин стал читать:

«Беглый монах расстрига, именующий себя царевичем Димитрием Иоанновичем, презрел законы божеские и человеческие. Он облыжно (ложно) именует себя царским именем. Долг истинного монарха выдать сего самозванца для казни и расправы справедливой.

Ибо был тот беглый монах Гришка, чернокнижником и знался с сатаною.

До своего монашеского пострига, носил сей расстрига имя Юшки Отрепьева. И отец того Юшки был сотником в стрелецких войсках Великого государя, Царя и Великого князя Всея Руси. И звался он Богданом Отрепьевым…»

Король вышел из оцепенения и склонился к пану Сапеге.

– Для чего он рассказывает нам то, что послы Бориса, говорили больше десяти раз?

– Его стоит выслушать до конца, ваше величество.

Король снова стал слушать слова Годунова, адресованные лично ему. На сей раз рассказ о беглом монахе Гришке Отрепьеве был несколько иной.

Отрепьев стал не просто самозванцем, но и еретиком, чернокнижником и колдуном.

– И как доброму соседу, надлежит вашему величеству, выдать того вора приставам Великого государя Всея Руси Бориса Федоровича для сыска.

– Мы выслушали слова великого князя московского, – выдавил из себя король, отказав Годунову в царском титуле. – И мы примем решение, посоветовавшись с нашими сенаторами.

– Мой государь, царь и великий князь Московский и Всея Руси, желает знать решение вашего величества, ибо много раз про сие уже было говорено!

Кардинал Мациевский, двоюродный брат воеводы Мнишека сказал:

– Его величество уже сказал свое слово, пан посол. Он примет решение по тому делу в свое время.

– Но самозваного царевича принимают магнаты и сенаторы Речи Посполитой, – сказал посол.

– Сие древнее право магнатов принимать в своих имениях тех, кого они захотят! – сказал Мациевский.

– Но признавать самозваного царевича, есть нарушение отношений доброго соседства между нашими державами! – заявил посол.