Владимир Андриенко - Сестра самозванца

– Но, если она пожелает встретиться со мной? Что тогда?

– Старый Рафалович знает, что говорит. Сегодня панна Мнишек проведет ночь с паном Димитрием. Пан ничем не рискует, но сохранит расположение панны Мнишек. Пусть она думает, что сама отказала пану. Тогда вы сможете рассчитывать на её содействие в будущем.

– Я сделаю, как сказал пан Рафалович.

– Я продиктую вам то, что нужно написать, пан кавалер.

Нильский не возражал. Он принял от купца лист бумаги, взял чернильницу, которую старый еврей носил на поясе, и перо.

– Я готов, пан купец.

– Милостивая панна! – начал диктовать купец. – Я раб ваш с нашей последней встречи и молю мою богиню подарить мне еще одну встречу.

Нильский записал.

– Не слишком ли сильно, пан купец?

– В самый раз, пан кавалер. Подпишите.

– А кто доставит записку?

– Я сам это сделаю.

– Вы?

– Да и принесу вам ответ. Мне в этом замке доверяют многие тайны, пан кавалер.

Нильский отдал записку Рафаловичу. Старый еврей ушел и через полчаса вернулся с запиской и довольным лицом.

– Теперь все в порядке, – сказал еврей.

– Мне не нужно будет встречаться с панной?

– Нет, пан кавалер. Вашу записку она прочла и бросила в огонь. Ответ велела передать на словах. Писать панна Мнишек не пожелала.

– Она мне отказала?

– Да.

– Слава богу!

– Она оказала вам, а не вы ей. Тщеславие Марины Мнишек удовлетворено!

– И это её успокоит?

– На время.

– На время? Но мы выступаем в поход. Она же не поедет с нами?

– Нет. Но вы можете снова встретиться через время в Москве.

Нильский засмеялся.

– До Москвы еще далеко, пан купец.

– Кто знает, пан кавалер…

***

Шляхтич Велимир Бучинский сидел в компании самозванца в его покоях. Воевода Мнишек не поскупился на обстановку, и царевич жил в настоящей роскоши. Таких кресел и такой посуды не было и у самого воеводы. Один золотой кубок, который стоял перед самозванцем, стоил целого состояния.

Царевич и его секретарь пили вино.

– Скоро выступаем, пан Бучинский! – сказал Димитрий. – Скоро!

– Наши только рады этому, государь. Все рвутся в бой. Сколько можно здесь сидеть?

– Мы двинемся на Чернигов! И скоро захватим все северские земли. Это даст мне возможность увеличить мое войско до 20 тысяч.

– Государь уверен, что московские гарнизоны…

– Я уверен в казаках, пан Велимир! Вот кто пополнит мою армию. А за ними потянутся и стрельцы, и дети боярские. Мне нужна своя армия.

– Нынешнее войско – войско Мнишека, – сказал Бучинский.

– Верно! Мои в нем лишь твоя сотня шляхтичей, да казаки Корелы. И я во всем в зависимости от Мнишека.

– Но его поддержка нам все равно нужна, государь. Мнишек – это Речь Посполита.

– Про это я помню, пан Велимир. Но он должен знать свое место.

– Так пан не желает жениться? Пан не желает панну Мнишек?

– Желаю! – сказал самозванец. – Она будет моей женой. В том даю слово!

– Я не всегда могу понять государя. Зачем вам панна Мнишек? Одно дело, когда без её отца не справиться, а иное, когда вы войдете в Москву!

– Мне нужна Марина! – горячо сказал самозванец.

– Но пан уделял много внимания иным женщинам здесь.

– И что с того? Это были её правила, пан Велимир! Это она захотела, чтобы я так себя вел! И я смирился до времени! Но не сейчас! Сейчас она моя. И нынче ночью снова станет моей.

– Но государь решил взять её в жены.

– Это будет потом. Она сейчас не станет моей женой, пан Бучинский. Она поставила условие – сначала я стану царем! Иначе Марина не согласна выходить замуж. Ей нужна корона! Так она сказала!

– Когда государь станет царем на Москве, найдутся сотни девиц, что захотят разделить с ним трон. Пусть ныне они и не верят в царское происхождение государя.

– А ты, пан Бучинский, веришь?

– Государь сказал, а я верю слову государя.

– А если я соврал? – самозванец впился глазами в лицо Бучинского.

Шляхтич выпил свой кубок и поставил его на стол.

– Я иду за тобой, Димитрий. Не за царевичем, а за тобой. Я верю в твою звезду, и готов быть рядом…

Вот, вот она! Вот русская граница!

Святая Русь, Отечество! Я твой!

Чужбины прах с презреньем отряхаю

С моих одежд – пью жадно воздух новый…

А.С. Пушкин «Борис Годунов».

***

13 октября 1604 года войско самозваного царевича перешло русскую границу. Мнишек наметил первой целью Монастырский отрог. Затем он ударит на Путивль. А Путивль – это ключ к Северской земле…

***

Монастырский острог

Октябрь 1604 года.

Молодой дворянин Сумбулов, товарищ воеводы Монастырского острога Петрова, сидел на лавке в малой горнице и листал списки беглых, которых вчера поймали на границе. Три холопа князя Ромодановского да беглый дьяк Приказа Новой четверти 19 19 *Приказ Новой четверти – после взятия Казани к существовавшим Владимирской, Новгородской и Рязанской третям добавилось царство Казанское. Административные единицы стали называться Четверть. Тихон Сысоев.

Приметы в листах совпадали. Особливо дьяка. Слишком рожа его была приметная.

«Лицо тот дьяк имеет худое. Нос длинный крючковатый. Левый глаз с бельмом. Бородка жидкая козлиная. И повинен он в воровстве казны великого государя…»

Сумбулов оторвался от листа. Он подумал, что и за ним вот так могут прийти и затребовать его на Москву, коли откроются его дела. Ведь уложил Сумбулов в поединке большого человека при государевом дворе. Благо еще, что все тогда в кабаке были пьяны, и никто на следующее утро ничего не вспомнил.

И посоветовал ему тогда его дядя князь Сумбулов отбыть от Москвы на границу от греха подалее. И выхлопотал ему место при воеводе Петрове.

Возмутился тогда молодой князь:

– Мне идти под него?

Дядя тогда возразил:

– Ныне не время местами чиниться. Голова твоя на кон поставлена, дурак. А чем далее от Москвы и чем скромнее место, тем безопаснее. Да и мы, Сумбуловы, не такие уж и знатные господа. Хоть и князья, но не Рюрикова корня.

– И надолго сие?

– Кто знает? Как повернется. Токмо, стерегись сильно! То дело дьяку Разбойного Приказа Патрикееву отдано. И тот дьяк зело хитер в таких делах!

– Но меня не видал никто! Нас много было! И мы как за сабли взялись никто на нас уже внимания не обращал! И коли покину Москву, никто не вспомнит!

– А коли нет? – спросил князь. – Я те тогда не заступа! Зело государь великий гневен! И в случае чего… В случае чего беги за пределы! Благо там недалече.

С тех пор прошло три месяца.

Горница, в которой сидел Сумбулов, была мала. В центре стоял большой стол, заваленный бумагами. Он был застелен черным сукном. Пространство слабо освещали две свечи в старинном шандале.