Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея

Сдержанный Каяхара тоже не удержался от смеха:

— Когда он поднимется на судно, познакомьте меня с ним.

— Обязательно познакомлю. И не только с ним. Поверьте, капитан, эти дети достойны не только сочувствия, но и уважения.

— Мне пришлось перевозить всякий груз, — сказал Каяхара. — Уголь, руду, цемент, рис, пшеницу, лес и много чего другого. Но думаю, самый ценный груз «Йоми Мару» примет послезавтра. И клянусь, я его доставлю в сохранности. Ни один волосок не упадет с головы ребенка.

…В тот же день полковник Американского Красного Креста Райли Аллен собрал свой персонал. На столе лежал список тех, кого он выбрал, чтобы взять с собой в «детский рейс». Райли поочередно посмотрел на сидевших перед ним — управляющего делами майора Барла Бремхолла, старшего врача майора Грегори Эверсола, бухгалтера Кларенса Роуленда, инженера Уорда Уолкера, врачей Хелла Девисона, Виктора Бартера, Герберта Коултера, Чарльза Гано, фармацевта Френка Дельгадо, старшую стюардессу Викки Эмброз, спортивного тренера Генри Вудса, сестру-хозяйку Ханну Кемпбелл, старшую медсестру Флоренс Фармер, секретаря Стеси Сноу и медсестру, она же переводчица, Елену Домерчикову.

Речь Аллена началась с цифр. Постороннему они показались бы неинтересными и сухими. Но только не волонтерам, для которых судьба детей стала делом их жизни.

Аллен рассказал, каким будет рейс, какие страны посетит судно. Водоизмещение парохода, на котором они через три дня отправятся в Петроград, — 10 тысяч тонн, средняя скорость — 10-11 миль в час. На борт «Йоми Мару» поднимутся 428 мальчиков, 352 девочки, 16 американцев, 85 русских воспитателей, 78 австрийцев, чехов и венгров… Последних возьмут для обслуживания колонии. Вместе с тем, это даст им возможность добраться домой. Японский экипаж состоит из 66 моряков.

Средний возраст детей — 12-15 лет. Самому старшему 19 лет, а самому младшему три года.

Морское путешествие — дорогостоящий проект. Переоборудование парохода обошлось в 100 тысяч долларов. По расчетным данным (они окажутся заниженными), фрахт судна, включая расход угля, исчисляется 4500 долларами в день. За время рейса продовольствие будет стоить 75 тысяч долларов. Предстоят и другие расходы, в том числе заработная плата.

— Да, это дорогой груз, — заключил первую часть своей речи Аллен. — Но его стоимость определяется не деньгами. Мы должны передать России самое ценное — ее будущее.

Аллен отложил листок с цифрами.

— Размеры нашего парохода, — продолжил он, — более впечатляющи, чем то судно, которое было в распоряжении праведника Ноя. Напомню, что ковчег имел в длину 300 локтей, в ширину — 50, в глубину — 30. Тоннаж нашего парохода существенно больше, не говоря уже об удобствах плавания. Вспомним, что у Ноя не было и такого большого персонала, как у нас. Отобранная для «Йоми Мару» команда не может потерпеть поражения. Мы долго работаем вместе и хорошо узнали друг друга. Американский персонал должен задавать тон во время путешествия. И русские, и японцы, и военнопленные будут судить о нас по нашей дисциплинированности, нашему мужеству, нашей бодрости, нашей морали, нашей готовности прийти на помощь. Общая атмосфера на судне будет зависеть от нас. Если мы будем в дурном настроении — все на пароходе будут в дурном настроении… Если мы утром встанем с улыбкой, и будем улыбаться весь день, и пойдем спать с такой же улыбкой, чтобы ее хватило и на следующий день, — то это придаст силы всему населению парохода. Мы отправляемся в путешествие на три месяца, возможно, с самыми впечатлительными на свете детьми… И со взрослыми, столь же живо воспринимающими неуловимую атмосферу оптимизма и бодрости. Ной в одиночку справился с задачей более трудной, чем наша. Его ковчег был забит до отказа, но был пронизан его духом. Он плыл по мрачным водам с верой, надеждой и проницательностью, столь большими, и силой воли, столь несгибаемой, что его экспедиция остается высоким примером для каждого из нас. Ной выдержал это испытание в течение сорока дней и сорока ночей. И перенес его с улыбкой, питая достаточно веры в благость Божью. Он выпустил во тьму над утихающими водами сквозь мрак и уныние затопленного мира голубя надежды, который вскоре принес ему свежий масличный лист, что говорило о возрождении жизни и вторичном шансе к преуспеванию человеческой расы.

И все же мы уверены, что будущие историки сократят рассказ о экспедиции Ноя до одного параграфа, но зато посвятят целую главу нашей.

…Двенадцатого июля детская колония переместилась с суши на пароход. Первыми поднялись по трапу брат и сестра Александровы, так как их фамилия согласно алфавиту стояла в списке первой.

А на следующий день «Йоми Мару» снялся с якоря. Судно развернулось по направлению к острову Русский. Колонисты аплодисментами и криками «Ура!» провожали клочок суши, ставший для них на целый год пристанищем. Уже одно его название было для них символом родины, с которой они сейчас прощались.

…Мамаша Кемпбелл стояла в стороне, обняв за плечи двух девочек. Это были Таня Альбрехт и Леночка Александрова. Они смотрели в ту сторону, где осталась лежать Настенька Альбрехт, и плакали.

Судно миновало пролив между островом и мысом Чуркина и вышло в Японское море.

Санкт-Петербург называют музеем под открытым небом. Не нужно стоять в очереди, не нужно покупать входной билет. Выставочными залами служат улицы и площади, парки и гранитные набережные… И даже кладбища.

Причудливые фасады, скульптурное убранство дворцов, мифические грифоны, стоящий на пьедестале русский витязь, кованая ограда и чугунная ваза в виде античного жертвенника, львиная маска, царственный всадник на бронзовом коне, фронтон с родовым гербом, чудо инженерного творения — разводной мост… Только поворачивай голову!

Усталость берет свое. Но любопытство толкает вперед и вперед — туда, где находится, на мой взгляд, самый интересный экспонат.

Я спешу к Академии художеств. Вернее, к гранитной пристани, что рядом. Пологие ступени поднимаются прямо из воды. Они ведут к широкой площадке. На ней две полукруглые скамьи. Никто мне не показывал этого места. Я его сам облюбовал. Здесь царят тишина и вечность. Здесь понимаешь, почему течение у Невы — державное. Время тоже течет. Лучше нас об этом знают сфинксы, стоящие по обе стороны пристани.

Трудно поверить, что им три с половиной тысячелетия. Когда-то сфинксы, эти неподвижные и загадочные чудища с лицами фараонов, вызывали страх и трепет. Многие сотни лет на них обрушивались горячие ветры пустыни, несущие тучи песка. Многое видели их немигающие миндалевидные глаза. В том числе и разливы Нила. А теперь древние изваяния стоят над другой рекой, тоже известной своими разливами. Но вместо горячего песка — северные туманы. А у подножия гигантов — не суеверные египтяне, а туристы с видеокамерами.