Александр Теущаков - Мятеж. Книга 1

Назначив твердые цены, большевистское правительство требовало от крестьян Сибири продажи хлеба на своих условиях. Свободные сибирские крестьяне, не поддавшись на уговоры комиссаров, не хотели задарма продавать продукт своего труда. Первое время Наркомпрод, получивший от правительства деньги, обменивал у крестьян хлеб на сельхозинвентарь, одежду, но все равно хлеба не хватало. Тогда народные комиссары провозгласили в стране продовольственную диктатуру, обложив крестьян непомерным налогом. Военный коммунизм, установленный народными комиссарами, усилил продразверстку 1 1 Разверстка – распределение между людьми. и, казалось, проблема была решена, но государство заостряло свое внимание только на потребности, при этом доходы и состояние крестьян не учитывались. В деревни и села потянулись обозы из городов, предписывая продкомитетам собирать с крестьян налог. Противившиеся новому закону крестьяне, прятали пшеницу, продавали спекулянтам или гнали из нее самогон. Начались обыски, реквизиции с последующими арестами и незамедлительными расстрелами. Карательные действия красных комиссаров всколыхнули крестьянское население Сибири, особенно тех, кто выращивал хлеб и, продавая его на рынке, жил с этого предприятия.

Не обошли перемены деревню Каштаково. Вот и в Вороновский сельсовет весной 1918 года пожаловал из Томского Губпродкома продовольственный комиссар, прихватив с собой вооруженную охрану. Последний инцидент, произошедший в селе Кожевниково, когда продкомиссары выгребли подчистую зерно из амбаров крестьян, заставили последних взяться за вилы и косы. Пришлось позвать на помощь военных и недовольных крестьян быстро и жестоко усмирили.

В Вороновской комячейке указали на Егора Саркулова, как на зажиточного крестьянина, который помимо своих наделов еще арендовал и соседние. Активисты включили в список и других каштаковцев, значившихся под фамилиями Теущаковы и Бетенековы.

Так сложились природные условия, что из-за заболоченности земли, каштаковские жители в своих правобережных угодьях практически не сеяли хлеб. В основном они занимались охотой, рыбалкой, разведением скотины и покосами. А вот на левом берегу Оби, в Вороновском и в соседних районах, крестьяне засевали пшеницей и рожью большие участки плодородных земель. Но здесь продразверстка уже прошлась по второму кругу. Очередь дошла и до каштаковских крестьян.

Установленный сельхозналог Саркулов Егор платил исправно, не хотел конфликтовать с новой властью. Излишки хлеба, как заставляли Уездпродкомовские работники, Саркулов отвозил на ссыпной пункт. Но когда продкомиссар заявился к нему домой и потребовал дополнительной сдачи хлеба, Егор до крайности возмутился.

– Где я вам столько хлеба возьму? На своем поле я садил только картофель и другие овощи. Я сам покупаю зерно и мелю его на вороновской мельнице.

– Саркулов, ой, да не бреши ты, а то мы не знаем, что в прошлом году за Вороново ты несколько десятин хлебом засеивал, – съязвил председатель каштаковского комитета бедноты.

– Это вам, похоже, кто-то сбрехнул, – огрызнулся Егор.

– Саркулов, вот постановление губпродкома, здесь предписано, взять с тебя дополнительный налог, как с зажиточного крестьянина, – объявил губернский продкомиссар.

– Нет у меня больше хлеба!

– А вот это мы сейчас поглядим, – взъерепенился комиссар и махнул рукой продотрядовцам, чтобы начинали обыск в подворье Саркуловых. Но Егор был готов к такому повороту дела и вовремя позаботился, отправив накануне сына Мишу с телегой, груженной мешками с пшеницей на охотничью заимку. В амбаре оставалось только три мешка и то по утверждению Егора, зерно было посевное.

Когда проверили все сараи и амбар, принялись за обыск в доме, но не найдя больше хлеба, потащили в обоз семенное зерно. Егор преградил дорогу продкомовцами, не давая ограбить семью.

– Не троньте семена, вы что хотите, чтоб мы следующую зиму впроголодь жили?

– Не прибедняйся Саркулов, у тебя еще два предприятия имеются, масло пихтовое готовишь, да конной упряжью занимаешься, купишь ты себе хлебца, – с издевкой заметил председатель Вороновского Волисполкома.

– Ты свой барыш считай, а на мое нечего облизываться.

– Саркулов, тебя уездный представитель вызывал? – спросил участковый милиционер.

– Ну, вызывал и, что из этого.

– Тебя предупреждали, чтобы больше батраков не нанимал.

– А кому я плохо сделал? Люди зарабатывают, я же не бесплатно их нанимаю…

– Тебе не достаточно было постановления? – спросил участковый, – тебя предупредили, ежели еще раз…

– Да понял уже, что одно и то же талдычить.

– А раз понял, выполняй законные требования. Будешь противиться, пойдешь под суд, как контрреволюционер. Довозмущаешься у меня, вот спроважу в уездный совет, там с тобой живо разберутся.

Егор не стал больше прекословить и злить продотрядовцев, а обреченно махнув рукой, ушел в дом. Когда «налетчики» выехали со двора и направились по списку к другим крестьянам, жена Егора, Варвара принялась успокаивать его.

– Егорушка, ты уж побереги себя и о нас подумай. Люди поговаривали, что на прошлой неделе советы с Макаром Теущаковым беду сотворили. Может, ты знаешь, что у него случилось?

– Обнаглели эти сиволапые в конец, – раздраженно произнес Егор, – им уже «излишек» хлеба мало, так они «проднорму» уготовили. Поцапался Макар с председателем Волисполкома, так он на него начальству наябедничал. Нагрянули, вымели все подчистую и корову прицепом забрали, а его избили. Вот каково им теперь будет зимой, подыхать, что ли с голоду.

– О, Господи, за что ж они его побили?

– Макар добро свое защищал, так местным голодранцам это не понравилось, насильно стали отбирать, а когда он спустил одного с крыльца, скопом набросились, да отдубасили.

– О, боже! Чисто антихристы, никого не жалеют.

– Ага, дождешься от них жалости, на Соколовскую Агафью и ее малых ребятишек наплевали, даже не посмотрели, что отец-кормилец на войне погиб, а Сережку старшего комиссары в армию загребли.

– Ох, Егор, а как до нашего Миши очередь дойдет…

– Не дам парня сгубить, в лес уйдет…

– А как найдут.

– Замучаются искать. Не успеют…

– Ты это о чем?

– Слухи идут, против большевиков весь народ поднимется, за Уралом восстания не прекращаются и у нас скоро грянет. Так что мать, если красные и дальше нас будут грабить, мы с Мишей в партизаны уйдем.

– Свят, свят, Егорушка, сына-то, зачем туда тащишь?

– А затем Варька, что меры у нынешней власти нет. Все окаянные подорвали, промышленность, сельское хозяйство, им осталось только народ грабить. Вот и нет больше терпежа, пора и в нашем крае восстание поднимать.