Александр Айзенберг - Огненный царь

– Дело Гарпала… еще один грозный симптом: оно свидетельствует о начинающемся распаде огромного государства, созданного Александром, о его поразительной непрочности, которую оно унаследовало от Ахеменидской державы. Располагая всего 6 тыс. воинов, Гарпал ушел от Александра, и могущественнейший владыка ничего не мог с ним поделать. Да, а кто это – Стратоника?..

– Это… Олимпиас – теперь Стратоника.

Гарпал… этот убогий… чем же он был мне близок… так близок… что же общего между нами… всеми ненавидимый… и с украденными огромными деньгами… и тогда, когда у него ничего не было… мое имя… так много тех, кто меня ненавидит… ненавистные всем… почему…

– Они рассыпаются. Они вот-вот рассыпятся. Взять хотя бы…

Филот, сын Пармениона, пользовался большим уважением среди македонян. Его считали мужественным и твердым человеком, после Александра не было никого, кто был бы столь же щедрым и отзывчивым. Рассказывают, что как-то один из его друзей попросил у него денег, и Филот велел своему домоуправителю выдать их. Домоуправитель отказался, сославшись на то, что денег нет, но Филот сказал ему: «Что ты говоришь? Разве у тебя нет какого-нибудь кубка или платья?» Однако высокомерием и чрезмерным богатством, слишком тщательным уходом за своим телом, необычным для частного лица образом жизни, а также тем, что гордость свою он проявлял неумеренно, грубо и вызывающе, Филот возбудил к себе недоверие и зависть. Даже отец его, Парменион, сказал ему однажды: «Спустись-ка, сынок, пониже». У Александра он уже давно был на дурном счету. Когда в Дамаске были захвачены богатства Дария, потерпевшего поражение в Киликии, в лагерь привели много пленных. Среди них находилась женщина по имени Антигона, родом из Пидны, выделявшаяся своей красотой. Филот взял ее себе. Как это свойственно молодым людям, Филот нередко, выпив вина, хвастался перед возлюбленной своими воинскими подвигами, приписывая величайшие из деяний себе и своему отцу и называя Александра мальчишкой, который им обоим обязан своим могуществом. Она рассказала об этом одному из своих приятелей, тот, как водится, другому, и так молва дошла до слуха Кратера, который вызвал эту женщину и тайно привел ее к Александру. Выслушав ее рассказ, Александр велел ей продолжать встречаться с Филотом и обо всем, что бы она ни узнала, доносить ему лично.

Ни о чем не подозревая, Филот по-прежнему бахвалился перед Антигоной и в пылу раздражения говорил о царе неподобающим образом. Но хотя против Филота выдвигались серьезные обвинения, Александр все терпеливо сносил – то ли потому, что полагался на преданность Пармениона, то ли потому, что страшился славы и силы этих людей. В это время один македонянин по имени Димн, родом из Халастры, злоумышлявший против Александра, попытался вовлечь в свой заговор юношу Никомаха, своего возлюбленного, но тот отказался участвовать в заговоре и рассказал обо всем своему брату Кебалину. Кебалин пошел к Филоту и просил его отвести их с братом к Александру, так как они должны сообщить царю о деле важном и неотложном. Филот, неизвестно по какой причине, не повел их к Александру, ссылаясь на то, что царь занят более значительными делами. И так он поступил дважды. Поведение Филота вызвало у братьев подозрение, и они обратились к другому человеку. Приведенные этим человеком к Александру они сначала рассказали о Димне, а потом мимоходом упомянули и о Филоте, сообщив, что он дважды отверг их просьбу. Это чрезвычайно ожесточило Александра. Воин, посланный арестовать Димна, вынужден был убить его, так как Димн оказал сопротивление, и это еще более усилило тревогу Александра: царь полагал, что смерть Димна лишает его улик, необходимых для раскрытия заговора. Разгневанный на Филота Александр привлек к себе тех людей, которые издавна ненавидели сына Пармениона и теперь открыто говорили, что царь проявляет беспечность, полагая, будто жалкий халастриец Димн по собственному почину решился на столь великое преступление. – Димн, – утверждали эти люди, – не более как исполнитель, вернее, даже орудие, направляемое чьей-то более могущественной рукой, а истинных заговорщиков надо искать среди тех, кому выгодно, чтобы все оставалось скрытым. Так как царь охотно прислушивался к таким речам, враги возвели на Филота еще тысячи других обвинений. Наконец, Филот был схвачен и приведен на допрос. Его подвергли пыткам в присутствии ближайших друзей царя, а сам Александр слышал все, спрятавшись за занавесом. Рассказывают, что, когда Филот жалобно застонал и стал униженно молить Гефестиона о пощаде, Александр произнес: «Как же это ты, Филот, такой слабый и трусливый, решился на такое дело?»

Такой свой… и вот он стал им всем чужой… как же нелегко ему пришлось… а я так живу… уже очень давно…

После смерти Филота Александр сразу же послал в Мидию людей, чтобы убить Пармениона – того Пармениона, который оказал Филиппу самые значительные услуги и который был, пожалуй, единственным из старших друзей Александра, побуждавшим царя к походу на Азию. Из трех сыновей Пармениона двое погибли в сражениях на глазах у отца, а вместе с третьим сыном погиб он сам.

Кто знает… кто знает… что же было делать… глупый Филот, убивший не только себя, но и… не только отца, но и… что же можно было сделать… Антигона – красивая женщина, но в ней есть нечто неприятное, и я не случайно позволил Филоту взять ее себе… да, я и позабыл… с ней побеседовали… и она давала и тогда дала… всю необходимую информацию… я еще смеялся, как она провела Кратера, сделав вид, что говорит со мной в первый раз… в любом случае, она предала своего… но пока это было тайной… нет, ничего ему не грозило… он ведь не был опасен… на самом деле… ему страшно хотелось превзойти меня… просто, когда появились такие люди, которые ничтожны по своей сути, однако удар ножа… не меча, нет, простого ножа! это – удар ножа. Я просто не могу себе позволить такое! чтобы мне нанесли простой удар ножа. Это – глупо. Я не Филот, чтобы разрешить самому себе… с кем он позволил себе связаться – какие грязные люди!., несчастный Филот!.. а Парменион… После всего случившегося… он уже должен был… а я должен был не позволить ему выполнить его долг. У меня был такой долг. Парменион оказался заложником своего сына. Никто ни в чем не виноват. Никто…

– Все это внушило многим друзьям Александра страх перед царем, в особенности же – Антипатру, который, тайно отправив послов к этолийцам, заключил с ними союз. Этолийцы очень боялись Александра из-за того, что они разрушили Эниады, ибо, узнав о гибели города, царь сказал, что не дети эниадян, но он сам отомстит за это этолийцам.