Михаил Рабинович - Судьбы вещей

Позднее другой скандинавский ученый – Арбман – все же усомнился в скандинавском происхождении рукояти этого меча. Дело в том, что на трубке, прикрывавшей стержень рукояти, той, за которую боец держит меч рукой, нет изображения «змея, обвивающего хвостом рукоять». На ней – узор, в котором какие-то ветки или листья разделены четкой геометрической ломаной линией. А. Н. Кирпичников согласился с этой поправкой и связал меч с более близкими к Руси областями – с юго-восточной Прибалтикой. Тем самым спор закончился; казалось бы, можно закончить и историю вещи.

Но вот появился новый метод исследования. Изобрели такую жидкость, с помощью которой можно «проявлять» изображения на клинках мечей. Протрешь так называемым реактивом Гейна даже очень пострадавший от времени, изъеденный ржавчиной клинок – и на нем выступают буквы или изображения, совсем как в детской игре, когда белый лист бумаги натирают толченым графитом – и «проявляется» целая картина.

Этим способом при первой же возможности и воспользовался А. Н. Кирпичников. Сначала в музеях Санкт-Петербурга и Москвы. Потом – в Киеве. Оказалось, что почти на каждом мече были надписи или знаки.

Одна за другой проявлялись перед исследователем надписи, и все латинскими буквами, как те, о которых мы уже говорили в начале рассказа.

Десяток мечей… другой… еще один… вот уже их расчищено более восьмидесяти.

Да, кажется, все мечи попадали на Русь из-за рубежа.

А уж этот-то, киевский, со змеями на перекрестье, должно быть, и подавно! Все же решили «проявить» и его.

Можно представить себе радость ученого, когда под действием реактива на клинке начали проступать одна за другой… русские буквы!!!

КОВАЛЬ – прочли на одной стороне. Это, видимо, не имя, а название профессии: кузнец. Само слово происходит от глагола «ковать» и в древнерусском языке известно по крайней мере с одиннадцатого века. Украинцы и сейчас называют кузнеца ковалем. Отсюда и не очень понятное нам сейчас слово «кувалда» (по-украински «ковадло» – то, чем куют, большой кузнечный молот). Отсюда и широко распространенная русская фамилия Ковалев, как от более позднего, по-видимому, слова другая фамилия – Кузнецов. А есть и украинская фамилия – просто Коваль. Может быть, это слово и на клинке означает если не имя, то прозвище?

По-видимому, нет.

Дело в том, что на другой стороне того же клинка буквы складываются в какое-то древнерусское имя. Эта сторона сильнее проржавела, уцелели не все буквы, да и те, что сохранились, утратили значительные части. Читать трудно.

Вот острая верхушка первой буквы, напоминающая «Л». Но может быть, это и «Д» – ведь низ не сохранился. Вторая буква видна ясно: «Ю», третья – «Д». И по форме его верхушки можно заключить, что та, первая, у которой не сохранилось низа, скорее всего «Л», а не «Д»: человек, выбивавший буквы, писал «Д» иначе. Затем видна левая половина кружка, который не мог быть ничем иным, кроме «О». А дальше – пропуск. Ржавчина целиком «съела» не только правую половину «О», но и всю следующую букву. А последняя, шестая буква опять читается ясно: «А».

На этой стороне выбито слово «Л Ю Д О…А». Пропуск между буквами «О» и «А» – широкий. Там должна была быть буква несколько шире обычной, например «Ш» или «Т». Тогда все слово можно читать: «ЛЮДОТА» или «ЛЮДОША».

Должно быть это – имя собственное, и притом мужское, поскольку сочетается со словом «коваль» мужского рода: в те времена не говорили, например, «машинист Иванова» или «доктор Вера». А мужские имена, оканчивающиеся на букву «а», то есть по форме, напоминающие современные женские (вроде позднейших Никита или Кузьма), совсем не были редки. Они могли оканчиваться и на «та» и на «ша»: скажем, Ратша или Гюрята. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, как звали того мастера, что сковал меч: Людота или Людоша. Но нет сомнения в том, что этот, будем говорить, Людота, был кузнец – «коваль». И главное – это был русский мастер-оружейник, делавший такие мечи, какие изготовляли в ту пору лучшие мастера Европы.

Теперь, когда исследователи избавились от гипнотизирующей мысли, что если уж на Руси найден меч, так обязательно привезенный из-за рубежа, стали думать, что не обязательно и рукоять меча скандинавского или прибалтийского происхождения. Ее мог сделать тот же Людота, даже не беря за образец какую-то скандинавскую или прибалтийскую рукоять: подобные украшения встречаются, хоть и не очень часто, в отделке русских вещей, например вырезанных из кости.

Когда же Людота сковал свой меч?

Судя по «почерку» мастера – по очертаниям букв и по характеру узора на рукояти, – в первой половине одиннадцатого века, между 1000 и 1050 годами. Немного позднее того времени, когда другой русский грамотей процарапал на амфоре слово «ГОРОУХЩА».

Где он жил?

Это сказать трудно. Ведь меч найден недалеко от Миргорода, но он мог быть потерян много позже, чем вышел из мастерской, и притом далеко от места своего рождения. Все же нужно предположить, что такой искусный, и притом «знавший грамоте» оружейник жил и работал в каком-то крупном городе. Напрашивается мысль, что в Киеве или в Чернигове, но, может быть, и в Великом Новгороде, Смоленске или Полоцке. На Руси было тогда немного менее сотни городов, в том числе десяток крупных, а некоторые русские города славились тогда далеко за пределами Русской земли.

Итак, в одном большом русском городе больше девятисот лет назад мастер-оружейник отковал длинную полосу из нескольких жгутов различным образом обработанного железа, наварил оба ее края сталью, заострил оба лезвия, закалил клинок и выбил на двух его плоскостях свою метку: ЛЮДОТА КОВАЛЬ. В выбитые углубления он забил витую из железа и стали («демаскированную», как говорят специалисты) проволоку, чтобы буквы лучше выделялись (это называют теперь «инкрустация»). Потом, наверное, сам же отлил бронзовые пластины для украшения рукояти. Меч был очень нарядный – светлый, блестящий, с надписью на клинке, с яркой желтовато-красноватой, как бы золотой рукоятью.

Конечно, его купил – и должно быть, за немалую цену – какой-то воин. При каких обстоятельствах попал меч в бывшую Полтавскую губернию? Было ли там сражение или хозяин меча скончался и меч положили в могилу, сказать нельзя. Мы знаем только, что в конце прошлого столетия его нашли у казенной дачи местечка Фощеватая, близ Миргорода, что обстоятельства находки неизвестны, что хранился меч в Киеве, привлекал внимание многих знатоков древнего оружия и только лет через семьдесят после находки ученые узнали наконец, какова эта вещь на самом деле.