Владимир Киеня - Дважды контрразведчик

Хотя прошло уже больше месяца, но я так и не успел получить своей первой получки и уехал в командировку. Так что живу старыми запасами: мыла, пасты и т.д. И ничего не купил вам.

Хочется прочитать обычные, житейские, домашние новости. Про тишину и чистоту, хвойный лес и вашу ОБЫЧНУЮ жизнь, которой, как оказывается, и цены нет, настолько она хороша.

Пишите мне подробные письма, каждый о своих делах.

Поздравляю дедушку Мишу, Саню и Игорешу с Днем Советской Армии!

Привет всем родным!

Крепко обнимаю и целую. Ваш…».

17 февраля 1984 года. Шиндант. 39-й день в ДРА.

«Здравствуйте, мои дорогие!

Сегодня идет 39-й день пребывания в ДРА, в том числе 21-й (!) день моего пребывания в командировке.

Работаю и отдыхаю в кабинете штаба. На полу стоит «козел» – кусок асбоцементной трубы на сваренных уголках из металла, с накрученной на нем спиралью от электроплитки. Стол, два стула, солдатская кровать, металлическая шкатулка для секретных бумаг – вся обстановка. «Козла» я забрал у начальника штаба – земляка. Он сидит в кабинете в шинели и мерзнет. Но он спит в «своей комнате», там у него другой «козел», а я с 8.00 до 23.00 в своем кабинете и работаю, и сплю ночью. Еще один вариант обогревателя – обыкновенный радиатор от КамАЗа, залитый водой. Внутри, внизу – две разделенные между собой пластины, через которые в воду пропущен электроток. Он нагревает воду, та – воздух. «Козлов» здесь много, и по разнообразию конструкций можно набрать на кандидатскую.

За окном по утрам слышится голос горлинки. Где они тут обитают, бедные? Вокруг пыльно-желто-каменистая степь . Несколько собак валяются в пыли на солнце, иногда гавкают и балуются. Они пользуются всеобщей любовью: «Наташка», «Душман» и «Шайба». Шайба ждет щенят, и ей прощают внезапную смену настроения и мелкие покусы отдельных офицеров. Солдаты же, видя бегущую к ним с агрессивными намерениями Шайбу, превращаются в вороного скакуна, и еще ни одного из них она не догнала. Офицеры – люди солидные, не могут, даже включив «форсаж», сразу набрать большую скорость…

Днем на ярчайшем солнце около плюс 20, в тени наполовину меньше. У всех нас – въевшийся глубоко и изменивший обычное выражение лица загар. Замелькали бритые, смешные головы солдат: блюдут традицию – брить голову за 100 дней до приказа. Офицеры тоже иногда бреют головы. Надоела пыль, чешется от нее везде, мешает даже моргать. Зато можно буквально «стряхнуть пыль с ушей» (!). Ваши лица стали бледнеть. Отвык от дому. Да и не хочется думать о доме, чтобы сердце не кровоточило.

Здесь узнаешь цену мирной жизни. Этого на Родине не видавшим войны не оценить, это, действительно, одна из величайших ценностей на Земле – Мир.

Когда ты идешь по улице, занятый своими мыслями, и не думаешь: вот тут подозрительное место – наверно, мина, здесь может спрятаться гранатометчик, там из-за дувала сейчас высунется чалма с «буром» – английского производства винтовка. Побольше бы людей на Земле оценило это на чужом примере, а не на своем. К опасности не привыкают, к этому невозможно привыкнуть. Просто к ней начинаешь относиться спокойней, действовать рациональнее и не так опрометчиво. Постоянная готовность к опасности и действию в ее условиях для человека изнурительны. Каждый в себе это ежедневно не замечает. Но иногда подумаешь, как обыкновенные люди, в обыкновенной квартире живут, веселятся, и только здесь понимаешь настоящую цену этого обыкновенного счастья.

Плохо, что способ связи у нас односторонний, я вам пишу и не знаю, как вы там. Думаю, что скоро вырвусь в столицу. Жду этих дней, чтобы прочитать ваши письма, которые меня там ждут. Хочу прочитать Сашино письмо, как он: делает ли зарядку, учится, как успехи в освоении фотодела. Игореша мне письмо, наверно, тоже написал, как он помогает маме по хозяйству, гуляет ли он во дворе один. Жду рисунков Игорьковых с комментариями, что там нарисовано. Как бабушка Рая и дедушка Миша? Большой им привет. Дружно ли вы живете?

Передавайте привет Сушковым. Целую вас крепко и обнимаю. Ваш…».

21 февраля 1984 года. Кабул. 43-й день в ДРА .

«Здравствуйте, дорогие мои!

Вчера у меня был счастливый день, удача для меня весь день была «добрая», а вовсе не «иначе». Утром открутил краны в туалете и убедился, что уже третий день вода по-прежнему не течет, замерзла. То есть придется идти завтракать с немытой мордой, грязными руками. Грязная шея в узком воротничке уже горела и ныла, была красной от раздражения песком и пылью. По улице «афганец» низко над землей нес уже не только пыль, но и мелкие камни. Пришлось с ускорением и натугой заставить свое дряхлеющее тело погнаться за сорванной с головы фуражкой. Сделав более десятка неуклюжих попыток схватить катящуюся по земле фуражку (со стороны поглядеть – это были, вероятно, великолепные кадры для кинокомедии), я наконец догнал ее, но не согрелся. Под грохот оглушительно хлопавшей парусины в палатке наскоро проглотил гречневую кашу с мелким песком, запил ее быстро остывающим чаем. К предыдущим «развлечениям» здесь добавилось еще одно. Один из воющих порывов ветра с треском выдрал деревянную дверь палатки, и в нее ворвался целый смерч пыли и песка. Финал завтрака был просто «великолепным»!!!

Но тут фортуна, наконец, вспомнила, что она давно не поворачивалась ко мне лицом, и с этого момента все трудности казались просто мелочью. Начальник приказал мне вылететь туда, где меня ждало 7 (!!!) писем. Ветер раскачивал огромный «сарай» АН-12, и казалось, что никто при подобном ветре не полетит. Полетел как миленький! Летел я в теплой гермокабине, даже вздремнул, а не как обычно – на бомбах в холодном грузовом отсеке. После прилета 100% было за то, чтобы ночевать грязному, холодному и голодному в огромном металлическом ангаре на аэродроме. Уже темно. Простые машины не могли ко мне прорваться и увезти. Пошел выпрашивать БТР – и получилось! Вечером, сидя в великолепной сауне Особого отдела армии, закопанной глубоко в землю, отмокал душой и телом. На сразу ставшие глухими и как бы далекими выстрелы мне было почти наплевать. Потом была встреча с вами – я читал письма очень медленно и радовался Сашиному отношению к делу – учебе, тому, что он упорно стремится овладеть фотоделом, его юмористическому складу ума и грамотному изложению письма. Радовался, с какой любовью ко мне писал свое большое письмо Игоречек. Понял, какой огромный, порой непосильный груз взвалил и надолго на тебя, Неля! Как будто перенесся на время в такой далекий, как мечта, родной дом.

Вернулся в столицу, а здесь снег и молчаливые враждебные «тени» на улицах в своих «одеялах». У них сейчас какой-то религиозный праздник «на носу», со всеми вытекающими последствиями для «шурави». После провинции – ясное голубое небо, яркое солнце. 5-6 градусов мороза, без ветра. Кругом чистота и комфорт, которые раньше воспринимались как тяжелые условия жизни. Правда, батареи по-прежнему холодные, спим под несколькими одеялами и шинелями. Еда далеко не домашняя. Но всё вокруг – после испытанного и увиденного в командировке – верх совершенства. Ведь большинство увиденного и испытанного в письме не опишешь, и не только потому, что как военному человеку делать этого нельзя, а потому, что хочется это побыстрее забыть и отрезать из памяти.