Мари Лоуренс - Рабы Вселенной

Думаете, Лаура смирялась со своей участью «бесправного интеллектуального раба»? Вовсе нет! Порой она устраивала восстания, стачки, забастовки! Но ее, как славного героя древности, Спартака, однажды окончательно «распяли» и бросили умирать, творчески, физически, духовно! Она была «заменимым элементом» в этой системе оперных джунглей, где царили бесчеловечные законы. Ведь если один раб умирает, ему быстро находят на смену другого, еще здорового, не уставшего от вечной безвыигрышной борьбы с сильными мира сего – раб ценности не имеет! Даже не в том суть, что она была женщиной, красивой, молодой, привлекательной. Суть была в том, что ее сразу определили на место раба в этой системе! Почему? Кто это решил? Зачем это понадобилось? Она в те годы не знала! Ей просто было невыносимо больно и обидно, ей очень хотелось выиграть, всем все доказать, показать всему миру, что она может стать «свободной» жительницей огромного мегаполиса – Парижа! Но «патриции» этого города так не считали. Они решили «убить» ее профессиональную репутацию, объявив ее «сумасшедшей, буйной, неуправляемой». Рабам же не пристало заявлять о своих правах! Ни при каких обстоятельствах! Либо соглашайся, молчи и работай на богатых и известных, отдавай им свое творчество, свою душу и мысли, либо тебя уничтожат, посмеются и избавятся! Да, там, наверху, в коридорах «высокого искусства» места дорого стоили, и борьба шла не на жизнь, а на смерть! Можно было выжить только при одном условии – быть от рождения членом клана, или стать им через брак, равный или неравный, это никого не волновало! Одни были вечно свободными «патрициями», а другим было отведено место вечных «рабов». Кажется преувеличением? Какие рабы в двадцать первом веке?

Да вот только зубная боль была настолько реальной, что Лаура ничуть не сомневалась в том, что рабство никуда с Земли не исчезло. Оно только закамуфлировалось, переоделось, приняло «приличную» личину высокоинтеллектуальных мэтров от искусства, но суть осталась та же – живи, работай на дядю, мучайся, болей, а когда силы покинут тебя, тебя выкинут и оставят умирать! Это было в ту эпоху, когда всемирная паутина еще не давала возможности творческим рабам свободно творить и иметь доступ к возможной публике – мафия от искусства была чрезвычайно сильна и безжалостна!

Идя по заснеженной улице Парижа Лаура чувствовала эйфорию освобождения оттого, что она, наконец, сама себе в этом призналась! Признала в себе вечного раба, вечную безысходность нищего существования. Что-то или кто-то держал ее в этом состоянии всю ее жизнь! Хлопья снега становились все более и более плотными и мягкими. Снежинки слеплялись в воздухе между собой и летели вниз сплошной стеной снегопада. Ветра не было, было почти тепло. Она уже давно смирилась со своим бедным существованием, но иногда прорывались мысли о несправедливости ее положения. Хотелось чего-то большего! Хотелось больших возможностей, хотелось посмотреть мир, хотелось большего комфорта, независимости от щедрости других людей. Ей хотелось перепрыгнуть через тот невидимый барьер, который отделял ее от «успешных и богатых» людей. Не быть вечным рабом существующей финансовой мировой системы, а одним скачком сознания оказаться среди имеющих права на жизнь патрициев!

Он сидел на огромном валуне под палящим солнцем. Бронзовая литая кожа отблескивала на солнце лоснящимся загаром, покрывавшим рельефные мускулы его привыкшего к работе тела. Он не так давно оказался в кандалах на каменоломне южных греческих правителей, обосновавшихся там на побережье, в окрестностях древнего города Спарсы. Он прибыл туда на кораблях из его родных земель, из провинции обширной империи беров, существовавшей в течение нескольких веков у основания гор Атлант, в качестве военного пленного. Вся его армия была разбита, воины пленены, из военачальников уцелел он один, и то чудом. Его подобрали среди убитых тел, перевязали раны и доставили в полузабытьи на корабль, отплывающий в новую, недавно основанную страну греков. Очнулся он уже на каменоломне, с железными тяжелыми обручами на руках и ногах, причиняющими ему невыносимую боль.

Он попытался встать, рванувшись по привычке резким уверенным движением мускулов, но тут же резкая рваная боль пронзила его запястья и щиколотки – он был прикован к каменной стене, у которой ему теперь суждено было работать на каменоломне. Он был высоким, крупным мужчиной, почти на голову превышающим его поработителей, местных купчиков. Он бы их всех скрутил в один ком и вышвырнул подальше в ущелье, да только цепи, держащие в повиновении его руки и ноги, были весьма крепки! Они лишали его возможности двигаться больше, чем на один метр вправо и влево. Охранники предусмотрительно держались на расстоянии недоступности, так как его величина и сила мышц внушали им животный страх.

Он еще раз попытался вырвать цепи из железных узлов на каменной стене, но и его необычайной силы было недостаточно, чтобы разомкнуть толстенные железные звенья цепи. Тут ему вспомнилась песня из его земель, которую пели обычно женщины переливающимися голосами, и песня в его голове стала перемежаться с волнами и приступами тупой ноющей боли в боевой ране на правой стороне лица. Боль была, казалось, живой. То она слегка отступала и замирала, то опять накатывала сильной режущей сознание волной, от которой не было спасения. Он иногда терял сознание, растворяясь в этой боли, иногда даже получал от нее невыразимое удовольствие страдания, экстаз бессилия и обреченности его положения. Воля к борьбе куда-то отступила, оставив его наедине с его физическими страданиями – он качался на волнах приступов боли, как в трюме огромного корабля. Казалось, что боль росла и заполняла все больше и больше частей его тела. Она расходилась ореолом по всему лицу, голове, шее, плечам. Иногда он терял способность видеть, разум мутился, сердце заходилось от напряжения всего его тела. Ему было очень и очень тяжело. Страдал ли он от его пленения и военного поражения? Еще нет. Осознание его плачевного положения еще не пришло к нему. Только физические муки борющегося за свою жизнь тела изнуряли его.

Элена сидела на стене полуразрушенного древнегреческого города посреди археологических раскопок на большом белом камне. От этого камня веяло историей прошлых баталий, казалось, она чувствовала, как руки древних рабов ворочают этими глыбами и строят из них стены города. Теперь от этого древнейшего города остались только белые ослепительные валуны, поросшие буйной южной растительностью. Ослепительно-синее небо над головой и яркое нежаркое солнце – все это великолепие природы навевало на нее странные мысли о ее сопричастности с тем камнем, на котором она в данный момент сидела и нежилась на солнце. Она мучительно размышляла о том, что ей теперь предстоит пережить, если она вернется в ее мир, ее эпоху XIX-го века, брошенную ею на полпути к славе, богатству, известности! Элене не было чуждо желание получить награду за свои заслуги и понежиться в лучах заслуженного успеха! Она сбежала тогда в экспедицию в Гималаи от отчаянной боли поражения и предательства! Ее роль актрисы была отдана другой женщине! У нее украли ее будущее, карьеру, успех! Она оказалась тогда за бортом своего светского общества, блесток, красок, шелковых изящных нарядов и дорогих украшений! Все это теперь было отдано другой женщине! Другой актрисе! И если бы в той археологической экспедиции она нашла спасение от боли падения – и там ее ждало предательство ее самого верного друга, мужа, соратника! Он украл у нее все! Ее успех, ее открытие сокровищ древних Антов и ее жизнь, оставив ее умирать в ледяной пещере!