Александр Игумнов - Осколки памяти

Уверенным движением «Начпо» отдал ручку управления от себя, открыв блистер, бросил взгляд в кромешную темноту. Вся эта масса каменистых нагромождений просматривалась тёмным сплошным пятном по границе ущелья, будто какое-то чудовище сжимало и раздвигало свои огромные ручищи, пытаясь сомкнуться и раздавить вертушку, осмелившуюся нарушить покой гор. Наконец чудовище как бы нехотя разжало ладони, выпуская пленников на волю. Кончилось ущелье, полегчало на сердце.

– Командир, вошли в квадрат 40, – доложил штурман.

– 347-й, квадрат 40, набор 1200. 348-й, дистанция три, набор и выход на базу самостоятельно. 261-й, наблюдаете проблесковый?

– 261-й, наблюдаю южнее 2–3.

– Следуйте на точку самостоятельно. Я – 347-й! Волга! Как слышно? Приём.

В наушниках затрещало, откуда-то издалека прорезался голос лейтенанта Кудрина:

– Я – Волга, слышу вас хорошо, докладываю обстановку: караван взят, тьма оружия, бросить не могу, остаюсь до утра. Как поняли, командир?

– Вас понял, решение правильное. Слушай внимательно: сигналы ракетами, как договаривались на базе, рабочая частота прежняя. Над вами постоянно будут дежурить вертолёты, указывай место удара. Много осталось недобитых?

– Пока не знаю, но постреливают.

– Как потери?

– Двоих насмерть, пятеро раненых.

– Держись, мы скоро вернёмся. Ни пуха, ни пера тебе, Олег.

– К чёрту! Вам счастливо добраться…

После посадки на аэродроме подполковника Кузнецова пригласил командир полка подполковник Томарев. Лицо командира выглядело усталым, сказывалось волнение за исход операции. В кабинете находились командир десантно-штурмового батальона майор Востротин, начальник разведки бригады капитан Быстров и капитан Чирков. Томарев подошёл к стене и отодвинул занавеску, прикрывающую крупномасштабную карту.

– Докладывайте подробнее, подполковник, что, где и как?

«Начпо» взял указку и подошёл к карте.

– В район высадки мы вышли нормально, выполнили ряд необходимых ложных маневров, уничтожили замеченную группу «духов», одного захватили в плен. В момент приземления в квадрате 43 капитан Чирков обнаружил замаскированный караван, по нам открыли сильный огонь, нервишки не выдержали у «духов». Чирков сделал предупредительный выстрел из пушки, в ответ ударил пулемёт. Я принял решение на уничтожение каравана.

– Вы уверены, что это не мирный караван?

– Абсолютно. Во-первых, они выступили на ночь глядя, хотя известно, что ночные передвижения через границу запрещены, во-вторых, открыли огонь по нам, не из допотопных ружей, а из современных винтовок и автоматов. В-третьих, лейтенант Кудрин подтвердил очевидное, там и сейчас не прекращаются выстрелы.

– Убедительно. Продолжайте.

– Я связался с лейтенантом Кудриным. Он принял решение брать караван. Мы согласовали дальнейшие действия. Прошу нашим экипажам продолжить работу, мы освоились в заданном районе, и нам будет легче, чем другим.

– Я сам хотел вас просить об этом. Идите отдыхать, через три часа ваш вылет. А вы, капитан Чирков, задержитесь на минутку…

– Так вот, капитан. Я не постесняюсь присутствия офицеров из родственной нам бригады и объявляю вам выговор за вашу самовольною стрельбу. Вы понимаете, о чём речь?

– Так точно. Оплошал, командир, уж больно зуб на них чешется.

– Вот и почеши там в ущелье… Всё, товарищи офицеры, действуем, как договорились. Торопите броню, к рассвету танки и артиллерия должны быть в квадрате 43.

Усман Алиханов подгонял коня. Чем ближе к границе, тем скорее хотелось пересечь незримую полосу, отделяющую чужую страну от долгожданной родины. «Нет, ещё не всё потеряно, – пела в душе радостная струнка. – Я жив и вновь сижу на коне, я чувствую силу в руках, и разум мой светел и чист, я проведу караван к Ахмат-шаху, брошу клич на родной земле, в мои отряды вольются новые джигиты, мои конники примчатся в Кабул, схватят блюдолиза Кармаля и повесят в центре города, на священной площади. Главой правительства будет Ахмат-шах Масуд, который примет мои идеи и установит царство справедливости и счастья на всей многострадальной земле Афганистана. Мне приведут моего сына с веревкой на шее. Я посажу его в тюрьму и заставлю раскаяться в содеянном, пусть сам увидит, что отец его был прав, и народ наконец-то освободился от власти узурпаторов, полиции, чиновников и бюрократов. Люди возвеличат моё имя в веках».

Конь неожиданно заржал и встал, как вкопанный, тревожно задрал морду и испуганно фыркнул. Высоко в горах загромыхало, вспыхнули и погасли далёкие вспышки огненных стрел, где-то гулко ухнуло, как при землетрясении. Воины встревожено загалдели, вновь вперед выехал Мамед Керимов.

– Это русские! Они громят караван. Нас кто-то предал!

Усман, хлёстко ударив жеребца нагайкой, не оглянувшись, понесся к ущелью, охрана ринулась следом. Почти на входе в ущелье показался всадник. Увидев стену лошадей, он придержал жеребца и, узнав старого Усмана, соскочил с седла и упал на колени.

– Хозяин! Это неверные, они разгромили караван. Меня послал Тур Мухамет, он ранен. Я видел, что и с тыла обошли нас. Будь прокляты эти огненные гориллы, ползающие по небу!

– Сколько русских атаковали вас?

– Много, не хватит пальцев пересчитать. Они вылезли из двух чудищ и, как змеи, подползли к нам. Видит Аллах, Тур Мухамет не подпустил бы их к каравану. Кто остался в живых, те вскарабкались на горные вершины. Тур Мухамет велел передать, что будет держать русских под огнём всю ночь.

– Испей водички и наберись сил, тебе предстоит обратная дорога. Мамед, возьми другого коня и скачи обратно в лагерь, передай мой приказ: двинуть сюда все учебные части. Понял меня? Все, без исключения! Русских не так много, полсотни не наберётся, к утру мы прорвёмся на родину. Захвати гранатомёт, он может пригодиться. Выполняй приказ!

Мамед вскочил на жеребца, ударил его плёткой и, прижавшись к холке, поскакал обратно в кишлак.

Усман повернулся к принесшему горькую весть всаднику:

– Показывай дорогу, ещё не всё потеряно.

Из его души уже рвался крик отчаяния, хотелось завыть во весь голос, но он понимал, что надо сдержаться, не показать воинам свою слабость. Он пришпорил жеребца, горестно думая про себя: «О, Аллах, за что ты наказываешь меня? Неужели мечты не сбудутся, и мои предчувствия верны? Русские перегородили дорогу на родину. Зачем они здесь, что им нужно? Я стар и, видно, многого уже не понимаю. Меня, всю жизнь отдавшего идее освобождения моего народа, превратили в бродягу и бандита. Кто, кто в этом виноват? Русские? Значит, я должен бороться с ними. Но разве раньше они мешали мне? Наоборот, это мои люди рубили русских воинов в песках Туркестана. И не они, а Ибрагим-бек перебил моих всадников, погубил Лизу и ранил меня. Русские закрыли границу, помогают Кармалю утвердиться у власти, но в своём Союзе кроме слёз матерей и цинковых гробов ничего не имеют, не просят, не требуют. О, Аллах! Направь мои мысли на истину, дай понять, где правда. Ясно одно: я должен вернуться на родину живым или мёртвым, это последний шанс в моей жизни. Итак, предательства быть не должно. Что пойдет караван, знали многие, но это ущелье я выбирал сам. Точный маршрут я сообщил перед выходом одному Тур Мухамеду. О, горе мне, мой сын! Он тайно перерисовал мою карту и теперь знает всё, абсолютно всё. Как же я забыл, не подумал, не догадался сменить маршрут? Он снова предал меня. Но Ахмат не знал времени и дня выхода. Я решил в последнюю минуту и поторопил Тур Мухамеда, не дождавшись темноты, дал приказ выступать. Я так торопился встретиться с родиной, что не подумал об ищейках, искавших караван с оружием. О, Аллах! Ты отвернул от меня свой лучезарный лик. Дикий случай помешал мне выполнить благие намерения, только я сам виноват в случившемся. Но ещё не всё потеряно! Необходимо уничтожить русских, освободить караван, разбить его на мелкие части и затеряться в горах.