Далия Трускиновская - Сыск во время чумы

Он обернулся, желая увидеть на лицах своего сброда подтверждение своей внезапной глухоты.

Но увидел нечто иное.

Беспредельное изумление на круглой рожице Левушки оказалось всего заметнее – в силу Левушкиного роста. Никодимка аж присел. Федька и Тимофей уставили друг на дружку. Клаварош дергал за левый полуоторванный рукав Устина – тоже, видеть, полагал, что недослышал. Устин же, бормоча, крестился.

Левушка в ответ на архаровский взгляд усиленно закивал.

Волков изобразил негодование и отвернулся.

Стало быть, так оно и прозвучало – «обер-полицмейстер».

Архаров – обер-полицмейстер, а вот эти рожи – полицейские.

Вон до чего граф Орлов додумался! Сам! И никакой Шварц ему исторических казусов не излагал.

То-то с самого начала граф этак загадочно ухмылялся.

Однако это ж ни в какие ворота не лезет: из преображенцев – в полицмейстеры!

Архаров дернул головой – чтоб подбородок повыше, чтобы стан повнушительнее. Он хотел было напомнить графу, что служит в Преображенском полку, что желает служить там и далее, потому что гвардия – единственное место, где он себя мыслит деятельным и полезным членом общества!

И осекся.

Во-первых, отказаться-то можно – а куда в таком случае девать людей, которых он сюда привел? Ловушку устроил ему граф Орлов, простейшую ловушку, – а он в ловушку попался. Во-вторых, государыня. Не имея ее согласия, Орлов вряд ли стал бы раскидываться такими должностями, как обер-полицеймейстерская. А согласие государыни есть приказ… Ох, мать честная, Богородица лесная…

– Принимай Москву, Архаров, – весело и властно сказал граф Орлов. – Владей, карай и милуй! На то тебе кулаки дадены! Знатные кулаки – вот им и нашлось употребление!

– Да уж принял, – буркнул Архаров.