Николай Задорнов - Капитан Невельской

— Там земля наша! — сказал наконец Позь.

Завойко и епископ опять радостно переглянулись.

Несмотря на преклонный возраст, епископ Иннокентий всегда впадал в радостное возбуждение, когда встречал племена, у которых миссионеры еще не были и которых можно впервые просвещать и вразумлять. Культурных и образованных по-своему китайцев они, видно, не знали, раз не понимают таких простых вещей, как собственность на землю.

«Вот куда сына-то, сына-то Гаврилу — на Амур! — думал епископ Иннокентий. — Вот поле ему будет! Пусть катится все само, ком растет, а Гаврила съездит в Москву, женится, да и за дело! Приход ему тем временем поспеет!»

— А платите ли вы дань? — спросил Завойко.

— Мы? Нет! Никакой дани не даем!

— Города, села китайские есть у вас?

— Нету!

— А были?

— Выше были. Далеко-о… Теперь нету. Все ушли. Города большого, как Аян, не было. Загородка была и фанзы в ней.

А епископ радовался за Гаврилу. Он был взволнован, как старатель, нашедший богатую россыпь. И хотя по старости сам уж не мог мыть это золото, как надо бы, но сыну пригодится… И конечно, нельзя оставлять такое богатство непромытым!

Гиляки сказали, что они терпят насилия от пришельцев, что они хотели бы жить спокойно, что от русских они плохого еще не видели и поэтому просят, чтобы Орлов и Невельской со своими людьми остались у них и защищали их. И что это не только они говорят от себя, но и все гиляки хотят того же.

Теперь Иннокентий нахмурил брови и присматривался к гилякам сурово, как бы вглядываясь прямо в их души.

— Ну, а скажите, — спросил он строго, — кто подучил вас сказать все это?

— Кто подучил? — переспросил Позь. На этот раз он сморщил лоб. — Никто не подучил! У нас ум один, и мы все так думаем, — весело улыбаясь, сказал гиляк.

— Дмитрий нам советовал, — сказал Питкен.

— Как? — встревожился епископ. «Неосторожность! — подумал он. — Как можно посылать послов, а хорошо не объяснить, что можно говорить, а что нельзя».

— Да он все звал, съездите посмотреть юрты наши на Аяне, — продолжал Питкен.

— А капитан подговаривал?

— Подарки давал? — спросил Завойко.

— Подарки давал! — ответил Питкен. — Но не подговаривал.

— Нет, нет, он не подговаривал, — подтвердил Позь.

— А первый это придумал один парень с Амура, он все говорил: вот бы поехать на Аян… А потом говорил Дмитрию об этом, потом Позю и нам, поезжайте и просите, а то у Дмитрия силы мало, пусть большой начальник на Аяне еще даст силы и царю напишет.

— Верно ли это?

— Верно! Конечно! — отвечали оба гиляка спокойно.

— А капитан пойдет на Амур? — спросил Питкен тревожно.

— Вот тут все записано, что вы говорили, — кладя ладонь на бумаги, наклоняясь и как бы стараясь быть поближе к гилякам, громко, как с глухими, заговорил Завойко. — Все это мы пошлем царю. Он прочтет и узнает, о чем гиляки просят. А пока Невельской пойдет к вам. Я разрешаю ему! '

— А сколько до царя езды? — спросил Питкен. — Если быстро ехать?

— Три месяца, — ответил Завойко.

— А теперь я тебя спрошу, — заговорил Питкен, обращаясь к Иннокентию.

— Спроси! — настораживаясь, с достоинством и улыбкой ответил епископ.

— Кто тебе сказал, что будто нас подучили?

— Никто не говорил, — ответил он.

— А зачем же ты тогда спрашиваешь? Разве мы тебя обманули когда-нибудь, что ты нам не поверил? Зачем придумываешь?

«Ну какие дикари, какие дикари!» — подумал священник, опять приходя в хорошее настроение.

— Хотел узнать я, не подучил ли вас кто плохому, верно ли вы от себя все это говорите, — ласково сказал Иннокентий.

— Да кто подучит? У нас были Дмитрий Иванович и капитан! Разве они учат обманывать? — сказал Питкен, глядя с недоверием на русского шамана.

— Теперь я еще хочу спросить, — заговорил Позь.

— Пожалуйста, спрашивай, — ответил епископ.

— Русские придут к нам, и будут жить, но они не будут теснить нас и прогонять с тех мест, где мы живем? Старики слыхали, что русские приходят, а потом обижают… Капитан обещал, что мы будем жить вольно. Правда это?

— Конечно правда! — поспешил ответить Завойко.

— Да, это правда, — спокойно и твердо ответил епископ.

Гиляки улыбнулись и стали кланяться. Завойко пригласил их на обед. Присутствовали епископ, аянский поп, Лохвицкий, Невельской, офицеры всех судов и чиновники, едущие на Камчатку. После обеда Лохвицкий водил гиляков по амбарам.

Завойко одарил послов красным сукном, топорами, ножами, безделушками для женщин. Он еще раз беседовал с обоими гиляками, спрашивал, не бьет ли их кто из русских, не обижает ли, не плевал ли им кто-нибудь в лицо.

— Никому никто не плевал, — отвечали гиляки.

— Такого даже не знаем! — сказал удивленный Питкен.

Невельской, услыхав от гиляков, как они довольны обхождением епископа и местного священника, в тот же день пришел к Иннокентию. Тот жил в домике аянского попа, своего родственника. Невельской не присутствовал во время бесед Завойко и епископа с гиляками, но знал, о чем шла речь, от гиляков и от Завойко. Епископ принял его очень радушно, сказал, что в восторге от гиляков.

— Славное вы дело делаете, бог вас не забудет! Я знаю, знаю секрет вашего зимовья в заливе Счастья, — с деланной хитростью говорил епископ. — А один ваш гиляк посадил меня в галошу и осрамил! — Он шутливо передал разговор с Питкеном.

Невельской хохотал от души.

— Ваше преосвященство! — сказал Невельской. — Гиляки тоже довольны и, я бы сказал, в восторге… Но не пора ли начать внедрять православие и просвещение в их народе, воспитать веру в бога и любовь к нашему государю?

Невельской стал просить Иннокентия, чтобы тот послал на «Охотске» осенью священника на Петровскую косу на зимовку.

— Солдаты и матросы тоже будут рады, если в праздники у них в пустыне будет служба, что можно будет исповедоваться… '

Невельской надеялся, что епископ охотно согласится. И хотя он говорил, что не желает ломать обычаи и образ жизни гиляков, но полагал, что раз гиляки довольны и служба в церкви им нравится, то надо просить для них попа. Он даже подумывал, что дельный поп-миссионер мог бы быть секретарем экспедиции. Ничем не гнушаются настоящие миссионеры!

Кроме того, Невельскому такой человек нужен был как свидетель, который бы, побывав в землях гиляков, подтвердил, что они независимы и что никакого влияния буддистов там нет. Невельской много читал о миссионерах-подвижниках и знал, что их влияние и в Африке, и в нашей Америке — огромно. Новая религия, как он сам думал, может возбудить большее расположение к русским. К тому же поп крестил бы, а крещеный человек считался русским. Да еще он чувствовал, что, заполучив миссионера, он втянет в амурское дело церковь, а уж тогда правительство будет смотреть на это по-другому.