Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Падение в бездну

Агриппа поклонился на восточный лад, сильно перегнувшись в поясе, а не по-римски — лёгким движением головы. Калигула насмешливо потрепал тщательно расчёсанную бородку иудея.

— Блохи ещё не завелись?

— Насилу избавился от тех, которые прицепились в тюрьме, — смущённо признался Агриппа.

— Римляне поступают разумно, бреясь и коротко подстригаясь! — Калигула наставительно потряс пальцем перед крючковатым носом Агриппы.

Иудей вздохнул:

— Бритьё в моем народе считается мерзостью. Борода — украшение истинного мужа.

Калигула рассмеялся и подмигнул Агриппе:

— Покажи мне обещанные восточные соблазны! За этим я и пришёл.

Агриппа, не переставая кланяться, увлёк Гая в триклиний.

В триклинии иудея не стояли обеденные ложа. Мягкие подушки, большие и маленькие, горками валялись на ковре, в длинном мягком ворсе которого ноги тонули по щиколотки. Агриппа усадил Калигулу на ковёр и заботливо обложил его подушками. Гай с наслаждением растянулся на полу, прижавшись щекой к прохладному шёлку.

Агриппа, пристально глядя в лицо Гая, щёлкнул пальцами правой руки. Неслышно открылась боковая дверь. В триклиний гуськом вошли музыканты в полосатых халатах. Они расселись на возвышении, сплетя ноги удивительным образом. И заиграли на инструментах, неизвестных императору. Музыка, пронзительная и дребезжащая, поначалу неприятно удивила Калигулу. Немного привыкнув, он уловил в ней особый, пленительный ритм.

Соблазнительно колыхаясь, императора окружили танцующие девушки. Их лица были закрыты. Поверх блестящей ткани обворожительно подмигивали узкие чёрные глаза, щедро накрашенные сурьмой. Обнажённые тела прикрывали прозрачные набедренные повязки. Калигула протянул руку и развязно пощупал пышное бедро ближайшей танцовщицы. Отвечая императору, она сладострастно качнулась по направлению к нему.

— Они еврейки? — спросил Гай у Агриппы.

— Нет! — иудей изумлённо округлил маленькие чёрные глазки. — Две из Персии, остальные — аравийки. Еврейки голыми не пляшут. Они целомудренны. Иначе нельзя. Если женщину моего народа застанут с человеком, который ей не муж, забросают камнями до смерти.

— В Риме бы ввести такое наказание! — засмеялся Калигула. — Ни одной матроны не останется в живых!

Ирод Агриппа подобострастно вторил смеху императора.

— Цезарь! Позволь представить тебе мою верную супругу, Кипру, — попросил он.

Калигула милостиво кивнул. Агриппа отдал приказание на гортанном арамейском языке. Танцовщицы, повинуясь быстрому жесту господина, закутались в тёмные покрывала.

Вошла Кипра, некрасивая полная женщина в окружении пяти детей. Калигуле низко поклонились два мальчика-подростка с глазами живыми и чёрными, как у отца. Две девочки, десяти и пяти лет испуганно выглядывали из-за материнской спины. На руках Кипры плакал грудной младенец.

— Это моя младшая дочь, зачатая в ту ночь, когда ты повелел выпустить меня из тюрьмы, — игриво потирая ладони, объяснил Агриппа. — Я назвал её Друзиллой, в честь твоей благословенной сестры.

Кипра смущённо улыбнулась. От сладких воспоминаний румянец разлился по смуглому лицу женщины. Крупный мясистый нос портил её лицо, но большие чёрные глаза были прекрасны и смотрели на Ирода Агриппу с любовью и преданностью.

Калигула с брезгливым любопытством осмотрел вопящего младенца. Маленькая Друзилла оказалась лысой, розовой и сморщенной. Родители явно ожидали, что император сделает новорождённой дорогой подарок. Ещё бы! Ведь её зовут Друзилла!

Гаю не понравилась девочка, носящая имя возлюбленной сестры. Он охотнее подарил бы что-то старшей из сестёр, десятилетней Беренике. Спрятавшись за матерью, она пристально, не мигая, разглядывала императора. Бирюзовые бусинки свисали с золотого обруча, украшавшего чёрные кудрявые волосы. Чёрные глаза девочки поражали недетской глубиной.

— Когда она вырастет — будет сводить с ума мужчин! — вздохнул Гай, указав на Беренику.

Агриппа досадливо поморщился.

— У неё уже есть жених — мой брат Ирод! — заметил он, бросая на дочь выразительный взгляд. — Сводить с ума мужчин?! Только этого позора мне недоставало! Будет сидеть дома, рожать детей и ткать ковры!

— Вы, восточные тираны, держите своих женщин взаперти, — рассмеялся Калигула. Он нащупал кожаный кошель, спрятанный за широким поясом. Кошель был полон не римскими, а греческими монетами. Но не все ли равно Агриппе, жадному до золота? — Это для твоей дочери Друзиллы! — он перебросил кошель иудею.

Словив подарок, Агриппа неловко покачнулся и выронил его из рук. Кошель развязался и монеты со звоном высыпались на ковёр. Агриппа опустился на колени, собирая деньги. И вдруг повалился на бок, со стоном закрывая глаза.

— Что с тобой? — испуганно воскликнула Кипра, опускаясь рядом с ним на колени. Плачущего младенца она поспешно всунула Беренике.

— Сова, сова! — с безумным страхом шептал Агриппа. — Собери деньги и припрячь их для Друзиллы. Но мне не показывай!

Кипра, стоя на коленях, поспешно собирала рассыпавшиеся монеты в подол туники. Калигула, нахмурившись, наблюдал за Агриппой.

— Тебе не по нраву мой подарок? — язвительно спросил он.

Агриппа подполз к императору. Громко рыдая, обхватил тощие колени Калигулы и запричитал:

— Прости, великий цезарь! Твой дар — великолепен! Но мне нельзя смотреть на сову, иначе я умру.

Глаза Агриппы были крепко зажмурены. Калигула угадывал быстрые движения зрачков под тонкой кожей век. Отчаяние иудея объяснялось странным суеверным страхом перед совами. Гай Цезарь, сам суеверный, понял его.

— Почему ты боишься сов? — смягчившись, спросил он.

Агриппа, не открывая глаз, наощупь добрался до подушек. Прилёг на спину, стараясь умерить дрожь в позвоночнике, и заговорил:

— Меня вели в тюрьму по приказу покойного императора Тиберия. Страх охватил меня. Я решил, что никогда больше не увижу жену и детей, не коснусь рукой священных стен Иерусалимского храма. В бессилии я прислонился спиной к дереву, растущему в углу тюремного двора. Поднял голову и в сумерках различил сову, сидящую на ветке прямо у меня над головой. Я испуганно вздрогнул, столкнувшись взглядом с жёлтыми круглыми глазами птицы. «Не бойся! — узник из варварской северной страны дотронулся до моего плеча. — Сова — птица вещая. Она предсказывает тебе грядущее величие. Но когда увидишь сову в следующий раз — это послужит знамением твоей скорой смерти!» Подтверждая слова мудрого варвара, птица трижды ухнула и улетела. С тех пор я боюсь сов. В их жёлтых глазах светится моя погибель!

Слезы просочились сквозь чёрные ресницы иудея. Нервно тряслись сухие узловатые кисти рук. Калигула понял, почему испугался Агриппа. Греческие монеты, отчеканенные в Афинах! На них традиционно изображалась сова — мудрая птица, символ Афины Паллады.