Валерий Борисов - Децимация

– Ну, а с Полиной думаешь одружиться?

– Пока не думал.

Мать помолчала, пожевала бледными губами и снова, как бы про себя, сказала:

– Ты ж молодой, красивый… уже и должность имеешь, мог бы найти и девчонку. Вон их зараз сколько. Мужиков-то поубивало, а девок – много. Мог бы и пошукать кого-нибудь.

Мать часто в семье говорила по-украински, и Сергей знал этот язык. Он давно ждал этого разговора, но, как всегда бывает, именно этот разговор застал его врасплох, поэтому, не зная, что ответить, сказал:

– Нет времени. Вот освобожусь и поженимся.

– Мужикам всегда некогда, – ворчливо проговорила мать. – Идете туда, что ближе лежит и легче достать. Где проще. Не пара она тебе, Сергунь.

– Почему?

– Дети у нее, зачем они холостому нужны… да и мало ты ее знаешь!

Мать не могла сказать сыну в глаза того, что знала про Полину. Но неожиданно вмешался отец:

– Мы вот с матерью думали и хотим тебе сказать так – или женись, или заканчивай спать у нее. А то от людей стыдно. Пришел солдат, революционер говорят… и тоже туда полез, непутевый. Быстрее решай.

Сергей обиделся на отца за такие слова и ответил:

– Сам решу, что делать. Не надо мне советовать.

Попрощавшись, он вышел из дома. В начинающих сумерках на улице играли дети Полины и его брата Петра. Играли дружно, и их звонкие голоса светлыми лучами пронизывали сумерки.

«У них нет таких проблем», – подумал Сергей и пошел к Полине. Ей он ничего не сказал о разговоре с родителями, но, видимо, Полина чувствовала своим бабьим нутром о неприятном для Сергее разговоре, и старалась во всем угодить, поливая ему на руки водой перед ужином, вытирая ему лицо и шею полотенцем, подавая постные щи, положила в тарелку лишний кусочек мяса, который предназначался ей, и с ласковой грустью смотрела на неожиданно свалившегося ей, перестарке, молодого мужика, привыкающего к простой неграмотной бабе…

Из воспоминаний его вывел голос Иваненко:

– Казаки!

Из-за холма по дороге поднимались верхом на конях с десяток казаков. До этого проходили крестьяне и жители города, недоуменно глядевшие на приготовления красногвардейцев. Федоренко заскочил в сарай и хрипло выдохнул прямо в лицо Сергея:

– Давай их подпустим поближе и шарахнем из пулемета.

Сергей вложил в пулемет патронную ленту и обратился к Иваненко, которого обучил пулеметной стрельбе:

– Если казаки полезут на рожон, дашь очередь вверх, над головами. А потом смотри по обстановке. Но вначале пуганешь. Понял?

– Понял, – хриплым от волнения голосом ответил Иваненко.

Федоренко суетливо хрипел:

– Ты что, хочешь их отпустить? Глупо делаешь. Это ж живая контрреволюция лезет на нас! Надо им врезать!

– Нельзя. Потому, что она живая!

Сергей потянул Федоренко за собой из сарая, чтобы он ничего не натворил. Тот неохотно пошел следом.

– Зря ты, Артемов, их близко подпускаешь. Потом не справимся, порубят они нас.

– Ты думаешь, они хотят с нами драться? Это им, как и нам, не нужно. Сначала выясним, что им нужно.

Федоренко недовольно сопел, изредка выбрасывая через рот невнятные ругательства. Они подошли к месту, где долбили в мерзлой земле ямы для столбов шлагбаума, и Сергей распорядился одному остаться, а двоим отойти метров на десять и внимательно наблюдать, как будут развиваться события и, если что-то будет разворачиваться неприятное, прийти на помощь.

Казаки медленно приближались, у всех за спиной были винтовки. Федоренко хрипло шептал:

– Нельзя этим сукиным детям близко давать подъезжать. Давай с пулемета! – и косился на Сергея огненно-черным глазом.

Чтобы сбить напряженность Федоренко, которая передавалось ему, Сергей спросил:

– Ты лучше скажи, где ты голос потерял? В церковном хоре или по пьянке?

– Смеешься! – зло бросил Федоренко. – Вот если бы ты двенадцать лет простоял в воде на Алчевском заводе, веничком бы брызгал на чугунные чушки и обратно вдыхал пар и гарь, то ты бы совсем без голоса остался! А ты толком еще и не работал! И ты по сравнению со мной – молокосос, только с пулемета научился стрелять!

– Заткнись! – успокаиваясь, ответил Сергей, и Федоренко послушно замолк.

Подъехали казаки и остановились перед веревочным шлагбаумом. Моложавый усатый урядник, поздоровавшись, спросил:

– Шо вы, робята, тут делаете?

– Сторожевой пост, – ответил Сергей.

– А на што?

Но тут резко вмешался Федоренко и с хриплой ненавистью в горле крикнул:

– Чтобы вас не пущатъ!

Урядник и сопровождавшие его казаки рассмеялись, видимо, они были в добром расположении духа.

– Так мы, ребята, едем не только в гости, а и трошки по делам. Надо в магазин братьев Экслер, по шорному делу. Да навестить знакомых.

Сергей дернул за рукав Федоренко, чтобы молчал, и ответил:

– Приказ совета. Казаков в город не пускать.

– Надолго приказ?

– Пока обстановка не прояснится.

Но снова вмешался Федоренко:

– Покуда Каледина не скинем, вас не пропустим!

Федоренко била крупная дрожь от возбуждения при виде врага, каковым он считал казаков. В любую секунду он мог сорваться и натворить беды. Глаза его ненормально блестели, руки лихорадачно бегали по прикладу и цевью винтовки. Урядник миролюбиво сказал:

– Хватит, робя, спорить, пустите нас. Мы с донбасскими никогда не ссорились. А Каледин ссорится не с вами, а большевиками. Нам нечего с вами делить.

Но Федоренко хрипло закричал:

– Пошел вон, брат вонючий!

Казаки удивленно посмотрели на красногвардейцев и сразу же подтянулись в седлах, исчезла веселость и лица приобрели серьезное выражение, показывая, что они готовы ко всяким неожиданностям.

– Он шо, дурной? – с деланым удивлением спросил урядник.

– Я дурной?! Собаки бешенные! В пятом году как пороли нас в Алчевске! Забыли? Гады ползучие!.. Я тебе сделаю! – кричал Федоренко, взяв винтовку наизготовку и шагая к уряднику.

Тот смотрел на него уже с настоящим удивлением и ничего не предпринимал. Но между ним и Федоренко выдвинулся на коне, перекрывая путь к уряднику, молодой усатый, с торчащим из-под папахи кудрявым чубом, казачина. Все произошло мгновенно. Федоренко, пытаясь увернуться от коня, взмахнул винтовкой, и штык резанул по шее лошади. Та испуганно скакнула в сторону, и на шее выступила кровь. Урядник посерьезнел и, сузив от злости глаза, сказал:

– Назад, ребята. Позже разберемся.

Казаки начали разворачивать коней. Молодой казак, наклонившись вперед, рукой прикрывал рану лошади, из которой текла кровь, и успокаивал ее ласковыми поглаживаниями. Рана была пустяковая, но обидная для казака – не смог уберечь коня. Казаки развернулись и поехали назад. Неожиданно казак на раненной лошади выпрямился в седле, выхватил саблю, подскочил к растерянно стоявшему Федоренко и со всего плеча нанес удар по голове. Федоренко пытался защититься, подняв навстречу удару винтовку, но сделал это поздно и неумело. Острое лезвие сабли, тускло сверкнув в морозном воздухе, опустилось на его голову. Шапка слетела, раздался треск лопнувшего черепа, и мозги белой с оранжевым оттенком массой стали вываливаться наружу. Федоренко выпустил винтовку, пытался руками схватиться за голову, но они не поднялись выше груди, рухнул на землю и больше не шевелился. Казачина развернул лошадь и, на ходу засовывая саблю в ножны, начал догонять своих товарищей, которые, увидев происшедшее, резко прибавили в скорости, пустив лошадей рысью. Молодой, отстав от них метров на двадцать, догонял товарищей.