Феликс Фельдман - Времена

Бернхард вышел к участку, оставленному с прошлого года под пар. Был ясный тёплый весений день тысяча девятсот тридцать пятого года. Почва, освобождаясь от снега, пахла здоровьем. Она дышала любовью и ждала семени. И он вдыхал насыщенный запахом поля воздух деревни и вдруг подумал: «Почему бы всё-таки не вернуться?» Он знал наверняка, что Штеффи не по душе сельская жизнь, она пресытилась ею с детства, а он так любит свою невесту. «И в самом деле, – развивал он свою мысль, – Штеффи такая красавица! И перед кем будет она красоваться? Перед коровами? И к чему в селе её наряды? Сложен, однако, мир! Что такое их имение, крошечная точка на такой огромной Земле? И кто такой он? Значительно меньшая и преходящая, ну прямо-таки микроскопическая точка».

На следующий день, так и не решив до конца своего основного вопроса бытия, он отправился домой в Берлин со значительной суммой денег – годовой арендной платой за имение и инвентарь, которую добросовестно выплатил наперёд Витцман.

Берлин, март 2016 года.

– Глупая я башка, – сказала Лидхен, переступая порог дома. – Совсем не учла, что сегодня выходной день и к тому же пасхальное воскресенье. И конечно, офис закрыт.

– Зато хорошенькая, – пошутил было Тим Шмидт с намёком, но встретил язвительный взгляд. – Извини, извини, пожалуйста! Кристина говорит, что ты лучший математик школы…

– Получишь от меня сполна! – улыбнулась девушка, тем не менее довольная заигрыванием.

– Я хотел сказать, что головка вообще хорошенькая и…

– Так! Зачем я пришла? – делая недовольный вид, прервала его Лидхен.

– Должны прийти Никлас с Мишель, у них есть текущая информация и, возможно, план. Познакомлю. Обсудим, – серьёзно ответил Тим, плотный крепкого сложения юноша. Он был уже студентом первого курса исторического факультета и чувствовал себя вполне взрослым мужчиной.

Через четверть часа действительно пришёл Никлас Вальтер, студент третьего курса того же факультета, член инициативной группы «Камни преткновения» и его подружка Мишель Кайзер. Никлас, или по-домашнему Ники, парень высокий и тощий, выглядел особенно худым рядом с достававшей ему лишь до плеча толстушкой Мишель. Поскольку день был солнечный и тёплый, а дождь обещали лишь к вечеру, решили сходить в кафе-мороженое и поговорить о планах группы.

– И я с вами, – заявила Кристина, белокурая высокая с серо-голубыми глазами младшая сестра Тима.

По дороге, когда их догнал опоздавший Давид, мать которого работала с Сандрой Шмидт, матерью Тима и Кристины, в промышленном конгломерате Сименс, Никлас передумал и предложил для девушек кофе с пирожными в кондитерской «Тобен» на Шлоссштрассе.

– Там, во-первых, дёшево, а, во-вторых, совсем уж демократично: посещают кто угодно и в чём угодно, – пояснил он.

Туда и направились. Придя, заказали каждому по большому стакану макиато, по куску вишнёвого торта и уселись у стены за длинным столом. Кондитерская была популярна, всегда полна разношёрстного народа, но ребят это и устраивало.

– Так вот, Лидия, – начал степенно Никлас, обращаясь к той, кого Тим и Кристина звали уменьшительно-ласковым именем Лидхен, и предвкушая менторское удовольствие от поучения новичка. – Прежде всего, что такое «камни преткновения»? Немного истории.

Ласковое «Лидхен» Лидия Эрдман получила от Сандры за свою изящную фигурку. Так и пошло среди друзей: Лидхен да Лидхен.

– Ники, – прервал старшего товарища Тим, – Лидхен не знает, что мы активно работаем с Демнигом, вернее, помогаем ему.

– Хорошо. Но сначала надо ей узнать, кто он и что за личность. Думаю, Лидия, что именно вам, он сделал акцент на «именно вам», будет особенно важно знать, что памятные знаки, которые Демниг вмуровывает перед парадными…

– Послушай, Ники, – прервала его Кристина, догадываясь куда он клонит, – об «именно» потом. Расскажи лучше конкретней о Демниге.

– О! Гунтер – великий гуманист. Он художник по образованию, и можно много говорить об этой стороне его жизни, но сейчас о другом. А дело было так. В 1991 году Гунтер Демниг, обычный художник, проложил в Кёльне на тротуаре цветную дорожку-след, чтобы напоминанием отметить факт депортации цыган синти и рома. Когда несколько лет спустя он заменил дорожку латунными табличками, одна пожилая женщина, высоко оценивая проект, выразила сомнение относительно того, что по соседству когда-либо жили цыгане. И тут Гунтеру Демнигу открылось, что многие исторические события уже выпали из сознания его сограждан. Теперь он знал, что хочет начать проект, который освежит память людей путём установки памятных знаков на улицах городов, где когда-то жили жертвы нацизма и где начались преступления. Сперва это была просто идея, и только после того, как первая закладка камней встретила одобрение родственников погибших, он решил расширить проект и его продолжить.

– Я бы тоже одобрила этот проект, – заметила Лидия. Но ведь кроме цыган есть… Она несколько замялась.

– Вот-вот, – подхватил Никлас, – вы хотели сказать Холокост. Я ведь вижу, – он покосился на Кристину, – у вас русые волосы, но глаза… Этот восхитительный разрез ваших восточных глаз…

– Эй ты, уймись! – Мишель толкнула его в бок. – Восхитительный разрез… Поэт!

Она встала, демонстративно надув губы, и пошла к стойке за следующим куском торта. Лидхен с Кристиной переглянулись, сдерживая улыбки.

– Очень любит сладкое, – заметив это, сказал, как бы оправдываясь за подружку, Никлас.

– Вы думаете, что я еврейка? – усмехнулась Лидия после наступившей паузы. Согласно еврейскому религиозному закону да. Моя мама еврейка: Евгения Соломоновна Фишман, родом из Украины. Она хорошая пианистка и даёт сольные концерты. А вообще-то у неё частная музыкальная школа. Но мой папа, Пауль Эрдман, немец. Он инженер. Его родители родом из Тюрингии, но он родился в Бюккебурге. Знаете такой город?

– Разумеется, Лидия, – ответил Никлас, – Нижняя Саксония, округ Шаумбург. Он сдвинул свой стул немного вправо, уступая проход вернувшейся Мишели.

– Гунтер как-то прочитал изречение из Талмуда, – продолжил он, когда Мишель уселась. – В нём говорилось: «Человек забыт лишь тогда, когда забыто его имя». Но это произошло после того, как в 1990 году он разработал проект «Следы воспоминаний» в память о депортации нацистами более тысячи цыган в 1940 году, о чём я уже упоминал.

– Расскажи, Ники, почему Демниг называет своё искусство камнями преткновения, – вмешалась Мишель, втыкая вилочку в торт.

– А вы знаете, он и сам не помнит, когда ему в голову пришло это название, – ответил Никлас. – Может быть, тогда – был такой эпизод, когда один журналист выразил сомнение, наблюдая за работой Гунтера. Журналист сказал, что люди, споткнувшись о камень, могут упасть. И представьте себе не взрослый человек, а мальчик, школьник, который стоял рядом, ответил: «Вы не падаете физически, вы спотыкаетесь головой и сердцем».