Николай Садкович - Георгий Скорина

Георгий поднялся.

– Экая досада! – молвил он, нахмурившись. – Придется тебе самому, хозяин, сходить к Меланхтону и уведомить…

– В этом нет нужды! – воскликнул трактирщик. – Я случайно прочел это письмо.

– Гм!.. – проговорил Скорина. – Ты имеешь обыкновение читать письма, адресованные твоим постояльцам?

– Боже меня сохрани, сударь! Но эта бумага не была запечатана, и в ней не было ничего, кроме приглашения от доктора Филиппа…

– Куда же приглашает меня господин Меланхтон? – спросил Скорина.

– К себе в дом, завтра после полудня. Он предупреждает вас, что в это время к нему пожалует сам… – он благоговейно поднял глаза к небу, – достославный наш учитель, доктор Мартин Лютер…

– Хорошо, – сказал Скорина, – завтра я явлюсь к нему в назначенное время… Если у тебя найдется ужин, пришли его в мою комнату, хозяин!

Он быстро взбежал по ступенькам.

– Неплохо, – сказал незнакомец, продолжавший сидеть в своем темном углу. – Оказывается, ты не так глуп, как можно было думать. Рядом с его комнатой живет кто-нибудь?

– Да. Вербовщик рекрутов. Он мертвецки пьян и храпит во всю мочь. Кажется, и иерихонская труба не разбудила бы его.

– Отлично! – сказал незнакомец. – Снеси его куда-нибудь. Проснувшись, он решит, что спьяна заблудился. Эта комната нужна мне.

Больше двух лет минуло с той памятной читателю ночи, когда пражская типография Скорины подверглась нападению ландскнехтов.

Около месяца Георгий в беспамятстве пролежал в доме Вашека, куда в ту же ночь перенес его Гинек с помощью соседей.

Пани Вашек сперва поворчала, боясь, что присутствие Скорины навлечет на их дом гнев властей. Но тут Вацлав впервые проявил решимость. Прикрикнув на жену, он заявил, что никакая опасность не заставит его покинуть друга в несчастье. Марта была настолько изумлена этим внезапным преображением всегда мягкого и нерешительного супруга, что беспрекословно повиновалась и сама стала ухаживать за больным.

Рана оказалась очень тяжелой. «Обычно после такого удара, – заметил врач, осмотрев раненого, – люди без промедления переселяются в надзвездный мир…» Тем не менее и на этот раз Георгий вышел победителем из поединка со смертью. Месяц спустя он очнулся от горячечного забытья, а еще через месяц уже мог сидеть в кресле и, опираясь на палку, ходить по комнате. Только тогда он узнал все подробности постигшего его несчастья. Погиб старый Стефан, его преданный друг и искусный помощник. Печатный станок был исковеркан, другие типографские приборы разбиты в щепы, большая часть шрифтов бесследно исчезла. Унесенные ландскнехтами книги и оттиски были сожжены. Только ранее отпечатанные издания, находившиеся в лавке книготорговца Зденека, уцелели.

Друкарни больше не существовало. Теперь не было ничего, что бы удерживало его в Праге. Георгий решил ехать в Вильну.

Но… над Скориной тяготело обвинение в убийстве ландскнехтов, в связях с возмутителями спокойствия. Его разыскивали, и Вацлаву пришлось принять все меры, чтобы сохранить в строжайшей тайне местопребывание друга. Он не позволял ему выходить из дома и даже появляться у окна. Лишь глубокой ночью ему разрешалось погулять по садовым аллеям.

Возможно, кое-кто и подозревал о том, где скрывается мятежный русский печатник, но Вашек был человеком почтенным и влиятельным, и ворваться к нему в дом без достаточных оснований было не так-то просто.

В конце мая 1522 года в Праге произошли события, нарушившие это мучительное затворничество. Король Людовик, прибыв из Венгрии, торжественно короновался в чешской столице и, созвав общий сейм, принял сторону городского сословия, все еще враждовавшего с панами. Зденек Лев из Розмиталя был смещен. Король поставил верховным бургграфом Карла Минстербергского, потомка Юрия Подебрада Произвол чиновников и бесчинства ландскнехтов несколько утихли, равно как и гонения на лютеран и «чешских братьев». Благодаря усиленным хлопотам Вацлава судебное дело, поднятое против Скорины, было прекращено. Георгий снова обрел свободу. Можно было наконец отправиться в путь. Но Скорина не был уверен, сможет ли он в Вильне достать необходимое типографское оборудование, найдет ли там опытных резчиков. Не лучше ли изготовить все здесь и перевезти на родину исправную печатню, с тем чтобы тотчас же возобновить работу? К счастью, деньги его не истрачены и есть чем оплатить работу мастеров.

К лету 1523 года все было готово. Изломанный печатный станок был восстановлен, наборные доски, кассы и шрифты изготовлены заново. Правда, новые литеры заметно уступали по изяществу художественным изделиям покойного Стефана, но все же они были достаточно хороши.

Однажды его навестил Матвей Пустынник, о котором он долго ничего не слыхал. Еще более угрюмый, чем прежде, он молча протянул Георгию письмо. Доктор Филипп Меланхтон, ближайший сподвижник Лютера, писал о том, что слух об изданиях Скорины дошел до Виттенберга и пробудил в нем и в Мартине Лютере желание лично познакомиться с автором этих книг.

«Возможно, – писал Меланхтон, – что господь вдохновил нас одними и теми же стремлениями, и тогда мы сможем соединить наши усилия для борьбы за общее дело».

Георгий задумался. Приглашение было заманчивым. Ему было интересно узнать поближе человека, имя которого все громче и громче звучало в европейских землях, сотрясая устои папского престола. Кто он, этот новоявленный пророк? Мудрец или фанатик? Подвижник или лицемер? Народный вождь или «виттенбергский папа», как называли его многие противники? Чего он ищет, к чему стремится?

Быть может, и впрямь он, Георгий Скорина, найдет в Мартине Лютере союзника для борьбы с общим врагом. Быть может, народ немецкий, освобожденный от ига светских и духовных тиранов, обновленный Лютеровой проповедью, не пойдет вслед за своими князьями и рыцарями, и тогда оба народа будут жить, как добрые соседи.

– Напишите господину Меланхтону, – сказал Георгий, – что я скоро покину Прагу. И хотя ехать мне в другую сторону, я все же смогу посетить Виттенберг.

Через некоторое время Матвей Пустынник сообщил Скорине о том, что Меланхтон будет ждать доктора Франциска Скорину в Виттенберге начиная с пятнадцатого дня октября и к его приезду будет приготовлена комната в гостинице «Два голубя».

В конце сентября все сборы были закончены, и Скорина простился с Вашеком.

– Вот я снова провожаю тебя, – сказал Вацлав, и опять, как некогда, по щекам его потекли слезы, – только чувствую, что больше нам никогда не свидеться.

– Как знать, – ответил Георгий задумчиво, – как знать!..

В первый день октября 1523 года Скорина отправил обоз с имуществом печатни прямо на Вильну, обещав догнать его еще в пути. Сам же в сопровождении одного Гинека, верхом на добрых конях, направился кратчайшим путем в Виттенберг.