Александр Бушков - Степной ужас

Телефон стоял на столе у меня под рукой, так что я снял трубку, не вставая. С Билли мы эту задумку тогда же обговорили: если объявится такой вот незваный гость, я позвоню, скажу нехитрую условную фразу, и Билли пришлет в темпе парочку своих ребят, а те голубчика сграбастают и отвезут к Билли. А уж Билли с ним сумеет потолковать по душам. И неважно, бедняк он или карманы набиты чековыми книжками, кореец он или какой-нибудь папуас. Суть дела от этого нисколечко не меняется: некий нахальный тип вздумал всерьез угрожать офицеру ВВС США. А это, знаете ли, чревато для нахала неприятными последствиями, он, в конце концов, всего лишь распоясавшийся богач и даже не миллионер, и родственников из сенаторов или генералов у него точно не найдется…

Тут я едва не заорал от безмерного удивления. Как любой на моем месте. Такого я еще не видывал… Вместо гудков послышался неприятный скрежет, пронзительный визг наподобие крысиного – и трубка стала размягчаться у меня в руке, так что я побыстрее разжал пальцы, и она шлепнулась рядом с телефоном, уже изрядно деформированная, вся какая-то корявая. Телефон тоже менялся, оплывал, оседая, словно был не из бакелита, а из воска и оказался вдруг на раскаленной сковороде…

Я и тут не потерял присутствия духа. Кольт, как все последние дни в городе, был у меня в кармане. Достал пистолет, звонко загнал патрон в ствол и, держа оружие дулом вверх, уставился на чертова факира взглядом, вряд ли исполненным христианского смирения. Процедил сквозь зубы:

– Интересно, а пули ты умеешь взглядом останавливать, факир драный? Или нет?

Ни малейших угрызений совести не чувствовал: как ко мне, так и я. Хотя, конечно, стрелять ни за что не собирался: получилось бы натуральное убийство. Просто хотелось посмотреть, как у него с нервами.

Надо отдать скоту должное: он явно отличался нешуточным самообладанием. Сидел невозмутимо, как статуя из буддистского храма. Правда, на лбу у него предательски блеснула пара-тройка бисеринок пота: должен был понимать, что от человека с пистолетом в руке, которому только что всерьез угрожал, всего можно ожидать…

– Ну, что сидишь? Проваливай! – рявкнул я. – И если снова окажешься у меня на дороге, как бог свят, получишь пулю в лоб. С парнями из Арканзаса лучше не связываться – зубы обломаешь…

Он встал, очень медленно, неторопливо пошел к двери. В дверях оглянулся, прямо-таки прошипел:

– Ну все, наглый щенок, ты покойник…

И вышел, слышно было, как хлопнула входная дверь. Я спрятал пистолет, и меня прошиб идиотский смех, с которым я ничего не мог поделать: эта сцена, наши реплики как две капли воды походили на эпизод из вестерна о Диком Западе. Разве что у дядюшки Пака не было пистолета.

Я сходил в кухню и принес виски. Налил себе на три пальца, содовой добавлять не стал, отхлебнул добрый глоток и прислушался к себе. Все, в общем, было в порядке: руки не дрожат, голова ясная, ни капли не испуган – только все те же злость и раздражение не унимаются, что вполне понятно…

Следовало, не откладывая, обдумать дальнейшее с учетом его факирских штучек. И думал я не особенно долго. «Фак офф, факир!» – вот и все, что можно сказать. Все, что я только что видел, ничего, в общем, не меняет в первоначальном плане: заключить брак с Мэри, в лепешку разбиться, но уговорить ее и отправить в Арканзас. Даже если он ее там найдет, беспокоиться не о чем. Наоборот, игра сразу пойдет в мою пользу, с разгромным счетом: все обстоит гораздо легче, чем сначала показалось, факир-гипнотизер гораздо легковеснее мафии и далеко не так опасен, как гангстеры с «томпсонами». Вряд ли он может своим гипнозом отвести от себя пули из «винчестера» или «кольта», а на наших фермах и то, и другое найдется, хорошо ухоженное…

Вот только одно оставалось единственным темным пятном и портило всю картину, потому что гипнозом никак не объяснялось: мой бедолажный, напрочь искореженный телефон. И он, и трубка такими и остались: изрядно оплыли, едва походили на себя прежних. Я осторожно потыкал в телефон указательным пальцем – твердый, как ему и полагается, нисколечко не мягкий. Я поднял трубку к уху – нормальные гудки, хоть сейчас набирай любой номер. Вот только это не удалось бы: наборный диск превратился в овал.

Вот этому объяснения не было. Но и тут не следовало верить прадедовским байкам о колдовстве. Что-то другое. Приходилось мне краем уха слышать о людях, умевших взглядом передвигать или корежить разные предметы. Не скажу, чтобы я этому так уж верил, но почему бы не допустить, вспоминая журнал «Удивительные истории» и комиксы моего детства, что есть такое умение, хоть и крайне редко встречается? Мало ли в Азии всяких загадок? И в любом случае следует удержать это при себе и никому не рассказывать. Не поверят. Решат, что я все выдумал и ради розыгрыша засунул телефон в духовку, так что он изрядно расплавился. Я сам бы так и подумал, расскажи мне кто и покажи такой вот изнахраченный телефон.

Есть и положительный момент – с моим пистолетом он ничего не сделал, а это позволяет думать, что на оружие его штучки не простираются. Что только к лучшему: значит, не сможет завязать узлом стволы отцовского «винчестера» или «кольтов» нашего соседа Бака Смизерса. Значит, еще побарахтаемся. Главное, о чем сейчас надо думать, – как вызвать Мэри на свидание и как ее окончательно убедить поступить так, как я придумал. Убедить, что дядюшкины фокусы не имеют ничего общего с колдовством – в которое я по-прежнему не верил…

Не удалось – примерно через полчаса после того, как я вернулся на базу, нас, девятерых, собрал у себя командир эскадрильи. Боевая задача была поставлена, в общем, привычная: прикрыть наши бомбардировщики во время очередного рейда на территорию противника. Вылет – через полтора часа.

Тут уж было не до каких-то личных дел. Через полтора часа я залез в кабину своего «Сейбра».

И сразу увидел эту штуку – бросалась в глаза, как монах в борделе.

Она висела на рычажке выпуска шасси – нечто вроде ожерелья длиной примерно в фут. На черном крученом шнурке, похоже, шелковом, были старательно прикреплены пучочки каких-то высохших, как в гербарии, цветков, желтых и красных, сухая трава вперемешку с куриными косточками и свернутыми в трубочки разноцветными бумажками. Одним словом, предельно странная хрень. Я ее потрогал – все самое настоящее, ничуть не миражное, не призрачное.

Ох, и удивился я! Вы б на моем месте тоже удивились не на шутку. Кто бы ухитрился средь бела дня пробраться на строго охраняемый военный аэродром и повесить эту хреновину в кабине истребителя? Розыгрышем тут и не пахло – всякий розыгрыш имеет какой-то смысл, но зачем присобачивать в кабине совершенно необъяснимую штуковину? О том, что своего дядюшку Мэри подозревает в колдовстве, я ни одной живой душе не рассказал. Черт знает что…