Александр Аврутин - Когда солнце уходит за горизонт…

– Да, «холодная война». Расплывчатое понятие, ставшее, к сожалению, журналистским штампом. А ведь она не появилась сама по себе, не завезли на Землю из космоса. Она местная. И породили люди: но одни в эту войну играли, а другие – их миллионы – в ней жили, умирали, любили, рожали… И у них не оставалось выбора.

Лиз замолчала. Взгляд стал задумчивым. Видно, заново переживала события тех лет. Захотелось успокоить, пошутить, вырвать из грустных воспоминаний. Но не смог. Просто смотрел на Лиз и ждал её «возвращения» из прошлого.

Неожиданно Лиз, отгоняя от себя неприятные мысли, встряхнула головой и отпила пару глотков пива.

– Сергей, – Лиз вернулась в «сегодня». – Хорошо: две системы, два непримиримых идеологических противника находятся в конфронтации. С лёгкой руки Джорджа Оруэлла её стали называть «холодной войной». Ну раз война, значит все средства хороши. О'кей, прямой военный конфликт наши страны избежали. А в Корее, Вьетнаме, Афганистане, Анголе? Там не гибли люди? Да, война «холодная», а людям жарко.

– Лиз, но американцы меньше пострадали, чем мы, жившие за «железным занавесом».

– Больше, меньше – арифметика. Но вы правы. Советские люди пострадали намного сильнее – личной свободой, своим уровнем жизни. Сочувствую и с большими симпатиями к ним отношусь.

– Передам советскому народу.

– Отличная идея! – подхватила шутку Лиз. – Я готова хоть сейчас залезть на Мавзолей и поприветствовать строителей капиталистического общества.

Мы оба рассмеялись. Напряжённость потихоньку таяла. Я обрадовался – мне больше и больше импонировала странная американка: всё знает, всё понимает, всё может объяснить. Типичная американка или типичная женщина?

– Тогда основная тема книги не гибель корейского самолёта, а «холодная война»? – нерешительно спросил я.

– Здо́рово, Сергей! Вы правы. Этакий «герой», – Лиз, подняв руки, сделала пальцами букву V и три раза их согнула – чисто американский жест, обозначающий кавычки.

Воображение усиленно заработало и я принялся развивать идею:

– Лиз, она не «герой», а, используя театральную терминологию, сцена, на которой и играют главные герои. Ведь в реальной жизни оно и получается – мы все играем роли, и в основном по чужим правилам. Одним достаются роли главные, они и двигают сюжет, а другим лишь одна реплика: кушать подано. Согласны?

– Почему же достаются? Достаются «другим». Точнее, остаются. Главные роли завоёвываются. В борьбе. Иногда в справедливой, чаще – нет. Но мне нравиться ваше вхождение в тему. И ещё. Сменим малопопулярный жанр публицистики на любимый художественный! С пометкой: книга написана на основе реальных событий. – Гениально! – искренне воскликнул я. – Но посмею сделать ещё одно предложение. Позволите?

– Сергей, зачем спрашивать? Валяйте! Извините, я правильное слово сказала?

– Прямо в точку. Предлагаю содержание книги ограничить с 1978 года по 1983-й.

– Почему? Самолёт-то сбили в 1983-м.

– Вы правы, но и в 1978-м корейский самолёт залетел к нам. Тогда мы «закольцуем» самолётную тему.

Лиз, на мгновение задумавшись, воскликнула:

– Отличный литературный приём! Поздравляю.

Я скромно промолчал.

Остались недоеденными пельмени и недопитое пиво.

– Лиз, может кофе заказать?

– Спасибо, Сергей. Вкусно, в жизни подобную прелесть не ела. Кофе – отличная идея, – Лиз нерешительно посмотрела. – Ужасно люблю сладкое. Они имеют «наполеон» с заварным кремом? Я всегда покупаю на Брайтон-Бич.

– Лучше сказать не имеют, а есть.

– Но есть означает кушать! Запутали совсем. Вы определитесь в своём языке.

– Богат и могуч русский язык! Сами путаемся.

Лиз недоверчиво покачала головой.

Я подозвал официанта и сделал заказ.

– Лиз, впереди вас ждёт сладкий приз. Но нужно заслужить. Давайте вернёмся к нашим баранам.

– Баранам? – не поняла Лиз. – Зачем нам бараны?

– Это так, образно. Предложение вернуться к сути разговора. К вашей книге.

– Здесь, Сергей, вы глубоко ошибаетесь. Книга не моя. Наша!

– Наша? – переспросил я. – А я причём? Я не писатель, книг художественных не пишу. Читать люблю. И вашу прочту, если получится интересной.

– Господин Белов, – со всей серьёзностью произнесла Лиз, – ваши поправки моей идеи столь кардинальные, что я официально предлагаю вам стать соавтором. Тогда она наша.

– Но зачем я вам? Вон сколько журналистов писали на эту тему, им предложите. Наверняка согласятся.

– Может быть. Но зачем мне в соавторы политически ангажированные журналисты. Нужен специалист, участвовавший в расследовании гибели самолёта и пишущий без идеологических штампов. Я внимательно читала ваши статьи. Они понравились, я верю автору.

Я не смог удержаться от ироничного тона:

– Лиз, складывается впечатление, вы меня вербуете. Я прав?

– Правы, вербую, – с готовностью согласилась Лиз. – Причём признаюсь: имеется корыстная цель…

– Одна? – перебил я.

– Не уверена, – ответила Лиз. – Надеюсь на ваши деловые и профессиональные связи. Вы поможете найти больше фактического материала. Книга, я повторю – наша книга, станет лучше. Вы же хотите, чтобы нашу книгу читали?

– Лиз, вы, случайно, в танковых войсках не служили?

– Почему в танковых? – спросила Лиз в недоумении.

– Танком наезжаете, – пошутил я.

– А, тогда другое дело. Хорошо, вы не подумали, что я агент ЦРУ.

– Почему не подумал, просто не сказал, – спокойно-равнодушно произнёс я.

Лиз настороженно посмотрела на меня: серьёзно говорю или шучу.

– Шучу я. Вы не агент, просто весьма настойчивый человек. Держу пари, вам никто не отказывает в просьбах.

– Спорить не буду. Сознаюсь – попался один несговорчивый. Постоянно пытался не соглашаться, спорил и портил жизнь.

– Неужели? Кто же он?

– Не поверите. Уильям Джозеф Кейси – тринадцатый директор Центрального Разведывательного Управления Соединённых Штатов Америки.

– Директор ЦРУ? – удивился я. – А остальные? Например, президент Рейган.

– С этим было проще, – серьёзно ответила Лиз.

– Но как же писать вдвоём? Вроде братьев Стругацких, Ильфа и Петрова или братьев Гримм?

– Я продумала!

– Заранее? Но вы же не знаете ответа!

– Ерунда! – Лиз улыбнулась. – Я всегда готова к нападению.

– А к защите? – не стерпел я такой самоуверенности.

– Обсудим позже. Теперь о книге. Раз между нашими странами баррикада из политических и идеологических валунов, то и писать по разные стороны: вы – о советской стороне, я – об американской.

– В жизни противостояние, и в книге? Тогда она просто повторит «холодную войну» в художественном виде. Неинтересно.

– Куда вы торопитесь? Вывод неверен. Мы установим над баррикадой некую виртуальную башню. Залезем и посмотрим по обе стороны баррикады. И тогда в каждой главе две стороны, два автора и… два героя. Американка Мишель Конвелл, а у вас?