Алексей Воронков - Албазинец

В 1620 году была учреждена Тобольская и Сибирская епархия, в духовное ведение которой входили все территории от Уральских гор до Тихого океана. У тобольских архиереев тут же возникли трудности, ибо легче было в сибирских условиях построить церковь, чем обеспечить новопостроенные храмы опытными священнослужителями и причетниками. «В Сибири теперь попами стала скудость великая», – сообщал в 1638 в одном из своих донесений в Москву архиепископ иркутский Нектарий. Решить этот вопрос церковные власти попытались при поддержке правительства. Предполагалось организовать добровольное переселение духовенства в Сибирь из епархий центральной России.

Архиереям в Казанской, Ростовской и Великопермской епархиях и в Москве предписывалось подобрать для отправки в Сибирь священников – «людей добрых, крепкожительных, духовных учителей, которые б были по преданию и по правилам святых апостолов и святых отцов, а не бражников». Однако пожелавших покинуть свои места нашлось немного – слишком опасным был путь на восток, да и необустроенность на новых местах была великая. Так что в 1640 году в Сибирь вместе с новым архиепископом Герасимом отправилось всего шестьдесят человек, включая домашних. Позже дело наладилось, и ряды духовенства стали пополняться усерднее. Однако потребность в священнослужителях здесь еще долго ощущалась.

Иеромонах Гермоген прибыл в Восточную Сибирь с одним из правящих тобольских архиереев и тут же принялся за строительство храмов. Первые зиждители сибирских монастырей были людьми грамотными и энергичными. Они отличались непоколебимой верой в Христа и благочестием. К таким людям относился и иеромонах Гермоген, за которым прочно закрепилась слава ревностного поборника православия, талантливого проповедника, организатора и устроителя монастырской жизни.

Гермоген появился в окружении нескольких монахов и послушников. Завидев спускающуюся к реке процессию со святыми образами и хоругвями, вслед за ней бросилась толпа зевак, а бывшие в ожидании на берегу Амура настоятели обеих албазинских церквей и их служки как-то разом подобрались и стали ждать появления старца.

Это был невысокий человек с темной бородою на бледном, покрытом глубокими рытвинами изможденном лице вечно пребывающего в постах человека. На нем была обыкновенная монашеская ряса и старенькая скуфья на голове. Трое из его постников несли святые иконы. Впереди процессии шел рыжеволосый, долговязый монашек в клобуке, державший в руках икону, именуемую «Слово плоть бысть» с изображением Богоматери с ребенком во чреве. По обеим сторонам лика ее были видны два шестикрылых серафима.

Эта икона с некоторых пор стала символом защиты местного казачества в борьбе с врагом. Теперь всякий раз, когда маньчжуры подходили к стенам Албазинской крепости, монахи поднимали эту святыню высоко над головой и, молясь во славу победы русской, держали ее до тех пор, пока не заканчивалась битва и враг постыдно не отступал.

Вслед за долговязым монашком в ряске послушника не спеша и с чувством собственной значимости двигался круглолицый безбородый отрок, прижимавший к груди икону Святителя Николая Чудотворца Можайского. Спаса же Нерукотворного нес широкоплечий чернявый молодец со смоляными кудрями на голове. То был Шандор, цыганский сын, некогда сбежавший из своего родного табора, кочевавшего по Сибири с медведем. Однажды в Иркутске он случайно попал на воскресную службу в Благовещенский храм, откуда вышел совершенно другим человеком. Завороженный убранством церкви и всем, что увидел во время службы, он решил принять православную веру. А когда кто-то из святых отцов услышал, как он поет, то его тут же пригласили в церковный хор. Вопреки воле родных цыганский юноша целиком окунулся в православие и возмечтал служить диаконом.

Добрых и светлых людей на пути у цыгана встречалось немало. Первым его наставником стал отец Тихон, служивший настоятелем в одном из иркутских храмов. Тот помогал восемнадцатилетнему Шандору познавать законы Божьи. Еще тогда, когда он впервые переступил порог церкви, понял, что его жизненная стезя там, где храм. Постигать все приходилось с азов. Юноша ни дня не учился в школе, но, взявшись за алфавит, освоил его за три дня – настолько высока была его тяга к учению.

В таборе не одобрили выбор Шандора. Мать, испугавшись, что сын, став церковным служителем, теперь не женится, а, значит, не подарит ей внуков, грозилась свести счеты с жизнью. С большим недоверием к выбору парня относились и его брат с сестрой. А у бабушки даже пропал дар к гаданию. Цыгане пытались выкрасть его и увезти с собой, однако не получилось. Так и остался парень при церкви.

А однажды старательного инока заметил старец Гермоген. К тому времени Шандора уже назначили помощником старосты одного из иркутских храмов – должность которую он исполнял с необыкновенным рвением. Гермоген поговорил с отроком, а потом вдруг предложил ему ехать с ним на реку Лену, где старцем был основан Киренский Свято-Троицкий монастырь.

Начало этому строительству положила челобитная священника Илимской Спасской церкви Амвросия Толстоухова, поданная по просьбе крестьян и промышленников Ленского Волока в марте 1663 года воеводе Обухову. Тот с пониманием отнесся к просьбе. В 1665 году от Тобольского митрополита Симеона поступила благословенная грамота, предписывающая «монастырь построить, и церкви воздвигнуть со всяким церковным строением невозбранно».

По грамоте монастырю отводились земли по реке Киренге и Лене, заимка Скобельского и другие. До 1669 года обитель именовалась Усть-Киренскою пустынью, а затем Свято-Троицким Киренским монастырем.

Монастырь начал свою долгую и славную историю на том самом месте, где после возвращения из Москвы на Лену новоназванный управитель приленских земель сын боярский Ерофей Хабаров поставил большой деревянный крест как символ мирного присоединения обширного края к российской земле. Этот крест освящал «черный поп» Илимской Спасской церкви Ермоген, как его величали люди. Он же и стал первым строителем духовной обители Пресвятой и Животворящей Троицы, которая понесла в глухой край свет христианской истины.

В первые же годы монастырь стал обзаводиться хозяйством. Огромную поддержку монастырю оказал Ерофей Хабаров. В 1663 году он выделил деньги на строительство Троицкой церкви, позже передал монастырю за сто рублей мельницу стоимостью в тысячу рублей. Более того, он завещал монастырю свою деревню Хабаровку и близлежащие заимки, которые поступили в распоряжение обители в 1671 году. Пришло время, и монастырское хозяйство стало самым крупным в Прибайкалье – оно снабжало хлебом не только приленское население, но и жителей Камчатки, а затем и Аляски.