Ольга Рожнёва - Полынь скитаний

Атаман Оренбургского казачьего войска Александр Ильич Дутов, первый из войсковых атаманов объявивший войну большевикам, привез в Синьцзян точный список иконы, а сама чудотворная икона, сопровождаемая Оренбургским архиепископом Мефодием, с белыми частями ушла на Дальний Восток, затем в Харбин, в Казанско-Богородицкий мужской монастырь.

Атаман Александр Дутов

Даже китайцы стали молиться перед иконой Табынской Божией Матери, приговаривая: «Табынь поставишь свечку – все будет хорошо, не поставишь – плохо».

Далее следы иконы теряются. Согласно одним свидетельствам, в 1948 году икону вывез в Австралию, а затем в Америку архимандрит Филарет (Вознесенский). По другим сведениям, икона осталась в Китае. Где же сейчас чудотворная икона? Многие искали ее. Достоверно известно одно: такие иконы, как Табынская, сами выбирают свой путь – невозможно решить судьбу чудесного образа без соизволения Самой Владычицы Небесной.

Возможно, придет время, и явится чудотворная икона в очередной раз – будем уповать на волю Царицы Небесной…

В 1921 году власти Синьцзяна договорились с Советами о вводе Красной армии для совместной ликвидации белых. Красные изрядно потрепали белую эмиграцию. Завербованные чекистами уйгуры убили Дутова и многих других лидеров белого движения. Но белые все еще оставались здесь силой.

В 1924 году Китай официально признал Советскую Россию, и китайцы потребовали у русского консула освободить консульство и православный храм при нем.

Прежний консул больше не нужен был Советам, как и военный доктор дворянин Дубровин. Официальная работа Дубровина при русской миссии, а позже консульстве подошла к концу, и теперь можно было возвращаться на Родину – в милую сердцу Россию, но возвращаться было нельзя: смертельная опасность подстерегала в родных краях всех лиц дворянского происхождения.

Семья русского доктора за эти годы переехала из маленького домика при консульстве в просторный дом с садом, где резвились на природе Верочка и Сережа. Сам Константин Петрович вылечил к этому времени огромное количество больных и многих спас от смерти. Он пользовался большим авторитетом среди жителей Синьцзяна и использовал свой авторитет для помощи беженцам из России.

В 1926 году семнадцатилетняя Верочка, умница и красавица, вышла замуж за полковника Полтавского, много старше ее возрастом, но мужественного подтянутого белого офицера. У них родилась дочка Калерия.

Елизавета Павловна смотрела на малышку и ясно видела: эта же ее дочка Верочка смешно перебирает неуклюжими ножками, а она сама – юная, сильная, стремительная, заразительно смеется и легко подхватывает дитя на руки. Елизавета Павловна недоумевала: так вот что такое жизнь?! Тебе двадцать – ты моргнул – и тебе уже под пятьдесят!

Увы, семейное счастье Веры Константиновны продолжалось недолго: Полтавский мастерски выдавал себя не за того, кем был на самом деле. Наблюдательная и смекалистая девушка быстро заметила, что ее муж тайно связан с чекистами. Как-то ночью она на цыпочках прокралась в его кабинет и в лежащих на столе документах нашла подтверждение своим страшным догадкам: он печатал для ОГПУ списки белых лидеров.

Это так потрясло Веру Константиновну, что она подала на развод и довольно долго его ждала. По китайским законам Калерию оставили с отцом, что стало страшным ударом для всех Дубровиных.

Время затягивало раны. В 1931 году в Урумчи приехал молодой русский офицер Григорий Михайлович Иванов. Григорий стал вхож в семью Дубровиных, глава которой постоянно помогал русским беженцам. Вера Константиновна влюбилась в голубоглазого белокурого Григория и вышла замуж второй раз. Ей исполнилось всего двадцать два года.

Григорий Михайлович провел свое детство и юность в Харбине. Его мама, Анна Евдокимовна, окончила фельдшерско-акушерские курсы и работала в харбинской больнице акушеркой, а папа, Михаил Потапович, служил на КВЖД.

Григорий часто рассказывал молодой жене о своем родном городе, и Верочка полюбила Харбин заочно. Она родилась в Синьцзяне, но росла на сказках Пушкина, романах Достоевского и всегда знала, что Родина ее семьи – Россия. А Григорий рассказывал о Харбине как об удивительном мире, хранящем былую Россию, какой была она до революции, какой знали ее родители Верочки. Действительно, уникальный Харбин сохранял островок прежней дореволюционной России с ее обычаями и традициями, православной верой и идеалом служения Отчизне.

Харбин – русский город в Китае

Архиепископ Венский и Австрийский Нафанаил (Львов), выпускник Харбинского реального училища, в юности – рабочий на КВЖД, позднее келейник знаменитого архиепископа Нестора (Анисимова), настоятель церкви и законоучитель в детском приюте при Доме милосердия в Харбине, сказал: «Милостью Божией Харбин на четверть века продолжил нормальную дореволюционную русскую жизнь».

Поэт Михаил Шмейссер [18] Михаил Шмейссер (1909–1986) – харбинский поэт и писатель, сын офицера, погибшего в Первой мировой войне. В 1945 году Михаил Шмейссер был арестован, отправлен в СССР, приговорен к десяти годам заключения в лагерях. писал в те годы о Харбине:

Верочка слушала рассказ мужа и поначалу недоумевала:

– Как же могли построить русский город в Китае?

И Григорий рассказывал о том, что знал с детства. Как подписали Россия и Китай в конце девятнадцатого века договор о строительстве Китайско-Восточной железной дороги, как постепенно стала КВЖД крупнейшим русским предприятием в Маньчжурии, и десятки тысяч русских приехали сюда на работу. Рассказывал, как на месте пересечения железной дорогой реки Сунхуацзян русские возвели мост и стали называть реку Сунгари. Маленькой китайской деревушке Хаобин у моста суждено было стать Харбином – городом русских железнодорожников. Согласно договору, Россия не могла вводить в Маньчжурию регулярные войска, и безопасность обеспечивала охранная стража КВЖД: пять конных сотен, две из которых были кубанские казаки.

В новый город потянулись русские купцы, предприниматели, крестьяне и прочие сословия. Первоначально состоящий из палаток и наспех сколоченных бараков, Харбин быстро рос. После крушения Белого движения здесь нашли прибежище белые офицеры и казаки со своими семьями, после начала коллективизации сюда бежали русские крестьяне. В 1924 году здесь жили сто тысяч русских. Управлял Харбином русский муниципалитет, который не зависел от китайских властей. В городе выходила белоэмигрантская пресса – других газет здесь не было.