Наталия Вико - Тело черное, белое, красное

Россия… Как красиво называется ее страна! Мама всегда говорила, что здесь рождаются только люди, отмеченные печатью Божией. Потому что только избранники Божии могут так страдать. Христос умер в страданиях и воскрес ради всех людей, и живущие в стране под названием "Россия", также страдают и умирают за всех людей на земле. И те из них, кто предан Родине всей душой, кто отдал ей весь талант, все силы, всю любовь и испытал всю боль от безысходности этой любви, непременно воскреснут. Непременно. Она знает точно…

– …всегда одетая как простая сестра милосердия…

"О ком это они? – Ирина прислушалась. – Ах да, о сестре Государя, Ольге Александровне…"

– … она начинает свой день, господа, не поверите, в семь утра и часто не ложится спать всю ночь, ежели необходимость возникает перевязать прибывшую партию раненых. А солдаты, – полковник, опустошив рюмку, расстегнул верхнюю пуговицу на кителе – в комнате становилось жарко, – солдаты отказываются верить – и их можно понять! – что сестра милосердия, перевязывающая им раны, – родная сестра Государя и дочь императора Александра третьего!

– Удивительно, господа! Женщины в России – это вообще феномен, – всплеснув руками, неожиданным фальцетом воскликнул профессор Мановский. Ирина с интересом повернула голову в его сторону. Профессор, краем глаза заметив ее внимание, воодушевился еще больше. – Даже те, кто рожден был на другой земле, попадая сюда, начинают служить России, порою превращаясь почти в святых! Женщины в истории России– это нечто высокое и трагичное, непередаваемое словами! – Он бросил самодовольный взгляд в сторону Ирины, которая поспешно отвела глаза, снова углубившись в изучение журнала.

"…Спать с негром (женщине) – трудная беременность, с мертвым негром (женщине) – счастливое известие, конец заботам…"

Ирина брезгливо поморщилась: "Спать с негром…" Приснится же кому-то такое. Она перевернула страницу.

Нашла!

"Щеки – похудевшие – семейная досада, покрасневшие (девушки)– помолвка".

Помолвка! Ее сон означает скорую помолвку?! Смешно! Она никогда не выйдет замуж! Никогда!..

– …Вот слушаешь вас, военных, – донесся до Ирины голос отца, – и думаешь: бросить, что ли, все к чертовой матери – и на фронт. Там ведь все ясно: вот – враг, вот – друг. А здесь… Да, господа, бедная, бедная Россия… Что нас ждет…

Ирина поджала губы. Нет, пожалуй, она не хочет быть мужчиной. Это скучно. Очень скучно. С утра до ночи – дела, работа, споры о судьбе страны, тщетные попытки доказать друг другу, что Россия идет абсолютно не туда, куда предназначено, необходимость при этом непременно пить горькую водку – страсть какую противную – она недавно тайком попробовала; потом – семьи, жены, с которыми тоже надо о чем-то разговаривать… А утром – снова дела, работа, споры о судьбе страны… Нет. Она точно не хочет быть мужчиной!

Сделанный вывод показался ей разумным, поэтому, облегченно вздохнув, Ирина перевернула страницу и сразу наткнулась на небольшое объявление: " Вниманию дружелюбного читателя! Открытие сокрытого. Обучение развитию психических сил человека. Большой Афанасьевский переулок, дом тридцать шесть. Квартира четыре. Ежедневно. С шести вечера. Порфирий де Туайт".

"Интересное имя,-оживилась Ирина. – Порфирий, да еще де Туайт. Наверное…"

– Ирэн, дитя мое, – прервал ее размышления отец, – тебя совсем не слышно. Не задремала ли ты, часом, от наших разговоров? Мужские беседы – не для девичьих ушек… – многозначительно произнес он.

"Все понятно. Сейчас начнется разговор на тему "Что делать?" Ох, видно, все мы – дети Чернышевского!" – пряча улыбку, подумала Ирина. Напольные часы, подсказывая ей самой немедленный ответ на извечный вопрос, гулко пробили пять раз.

"Большой Афанасьевский, тридцать шесть – это совсем недалеко", – подумала она, отложив журнал в сторону.

– Простите, господа, я увлеклась чтением и, кажется, немного забыла о приличиях. Со мной такое иногда бывает, – обратилась она к гостям.

– Увлечение чтением или забвение приличий? – дерзко взглянув на Ирину, ухмыльнулся уже захмелевший полковник.

– К сожалению, – проговорила она, бросив на него удивленный взгляд, – я вас должна покинуть… у меня дела… Курсы… Да-да, курсы… В шесть.

– Курсы? – рассеянно переспросил отец, наполняя рюмки. – Ну, иди, Ириночка, раз надо!

Попрощавшись со всеми и подарив Шаляпину взгляд, как ей казалось, из тех, что называются "обещающими", Ирина вышла из гостиной и, торопливо надев пальто, поспешила к выходу. Отражение в огромном старинном зеркале в прихожей проводило ее удивленным взглядом, но потом, словно спохватившись, бросилось вдогонку…

Чистопрудный бульвар встретил Ирину пестрым потоком людей. Она не стала брать извозчика и, не торопясь, направилась в сторону Арбата, с удовольствием вдыхая весенний воздух. Город, казалось, проснулся от зимней спячки. Дворники в длинных фартуках яростно мели дворы и тротуары, весело переругиваясь с извозчиками, вечно перегораживающими дорогу. Горластые подростки с огромными лотками наперебой предлагали свежие ароматные булки и калачи, папиросы и спички. На углу Лубянской площади чумазый рыжий парень, отпугивая прохожих, истошным голосом предлагал поточить "ножи-ножницы". Мальчик в строгой гимназической форме упрашивал полную даму с маленькой собачкой на руках непременно зайти в кофейню попробовать новое пирожное. Все это было привычной московской жизнью – частью жизни самой Ирины. Ей стало весело. Мимо прошла шумная группа возбужденно жестикулирующих студентов. До нее донеслись обрывки фраз:

– Террор, только революционный террор… спасение России… измена… Распутин…

Из подворотни возле аптеки вывалились два мужика с раскрасневшимися лицами, явно свидетельствовавшими о принятии спиртосодержащих лекарственных препаратов, и, обнявшись, запели: "Целовался крепко… да-а-а… с чужо-о-ой жа-аной!" Ирина на всякий случай перешла на другую сторону улицы.

Свернув с Арбата налево в переулок, она остановилась у подъезда дома с номером тридцать шесть. Из открытого окна третьего этажа раздавались звуки фортепьяно, на котором кто-то старательно пытался играть гаммы.

"Может, не ходить?" – заколебалась она, уже поднявшись по белой мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на второй этаж и протягивая руку к звонку.

Дверь почти сразу открыл невысокий худощавый мужчина с аскетичным скуластым лицом, в красном шелковом халате, расшитом драконами, и небольшой разноцветной круглой шапочке, делающей его похожим на китайца.

– Входите, – проговорил он, пропуская Ирину вперед.

Пройдя по длинному темному коридору, она вошла в небольшую комнату с занавешенными окнами, которая освещалась колеблющимся светом нескольких свечей, и опустилась на единственный стул, стоящий посередине. Мужчина молча обошел вокруг нее и остановился напротив. Присмотревшись, Ирина отметила, что хозяин вовсе и не похож на китайца – глаза у него не раскосые, а, напротив, огромные, выразительные, черные.