Галина Грушина - Молодость Спартака

– Ты хочешь стать моей женой? Ты не шутишь?

– Клянись. Солнце сейчас зайдёт, – устало припав к нему, простонала она.

Впервые в жизни юноша держал в объятиях красивую девушку, и он поклялся, – сам не зная, в чём.

Ночь сгустилась до черноты, когда Спартак вернулся к матери, ожидавшей его на площади перед храмом.

– Где ты был ? – недовольно осведомилась Дромихета. – Ещё не стал воином, а уже начинаешь своевольничать.

Взволнованный и растревоженный пережитым, он честно рассказал матери обо всём. Дромихета перепугалась:

– Нам опасно здесь оставаться. Мы уйдём домой сейчас же.

Он не хотел уходить и напомнил матери:

– Ночью по дороге рыщут звери.

– У меня есть взрослый сын, – насмешливо возразила мать, – который в случае опасности должен меня защитить. – И заплакала. – Мало мне горя, так ещё навязалась дочь вождя! Да тебя тут же убьют! Нет, бежим поскорее прочь.

Они шли всю ночь, не обменявшись больше ни словом. Дорога была уже знакома. Светила полная луна. Время от времени слышались звериные крики, и юноша сжимал рукоятку данного ему Ноэреной кинжала. Когда посветлело на востоке, они присели отдохнуть. Мать протянула сыну чёрствую лепёшку. Дожевав последний кусок, он привычно растянулся на земле и сказал:

– Мать, я сделаю всё, как ты велишь. Никогда больше не поднимусь на Когеон. Но если Ноэрена согласится жить в нашем доме, я стану собирать выкуп за неё.

Дромихета промолчала, не зная, смеяться ей над словами сына или плакать.

Сразу по возвращении домой он собрался в горы обходить капканы. Лес успокоил молодого горца; пережитое показалось сном. Царское величие напророчены ему и злая погибель. Хвала богам, величие очень далеко, а, значит, нечего страшиться гибели. Тысячу раз права мать: какая он пара главной жрице Диониса-Солнца ! Потеряв его из виду, она тут же забудет о нём, и взаимные клятвы тоже. Труднее будет ему позабыть девушку у своей груди, жаркое дыхание, пронзительные глаза. Никто не сравнится с Ноэреной, ни одна девушка никогда так не понравится ему. Пожалуй, он вообще не станет жениться. Всё забыть. Скорей бы она исчезла , перестала стоять перед глазами.

Надвигалась гроза. Выйдя на поляну, он увидел ветхий шалаш, и древнюю старуху возле с головой, украшенной венком из осенних листьев. По деревянному изображению женской богини Бендиды, висевшему на её груди, юный горец догадался, что перед ним скромная жрица, одна из лесных колдуний, что помогают овцам, когда те ягнятся, и женщинам при родах. Вежливо приветствовав старуху, он попросил приюта от дождя. Ему пришла мысль, что жрица Бендиды может оказать ему помощь , заставив забыть Ноэрену: эти прислужницы Бендиды знают и умеют многое, когда дело касается влечения мужчин и женщин друг к другу.

Гроза в ту ночь так и не собралась, хотя воздух был полон ею. Разложив костёр, они со старухой скудно поужинали дарами леса. Потом, осмелев, юноша признался, что у него перед глазами всё время стоит лицо вскользь увиденной девушки. Уж не положили ли на него заклятье? И как от этого избавиться?

– А надо ли? – удивилась старуха. – Это Бендида. Ей подвластно всё живое, а, значит, и ты. Разве тебе не приходилось видеть, как бьются весной самцы-олени? Разве ты не слышал призывного клёкота, свиста, кваканья, кукованья? Всё это Бендида, продолжение жизни. Продолжение мира и всего, в нём сущего. Бессмертие. Ты обязан почитать её. Покорись её воле.

Ему не хотелось признаваться, кто та девушка, чей образ преследует его.

– Я бы хотел освободиться от наваждения, – упрямо повторил он.

Старуха, подумав, кивнула:

– Так и быть, я помогу тебе. Власть Бендиды иногда тягостна юношам. Ослепнув от чувств, он и могут натворить много злого. Я научу тебя заклинанию от любовной горячки. Научу властвовать собой.

Они ещё долго разговаривали в ту ночь, а о чём, знал только костёр, но он потух на рассвете.

Вернулся он домой без добычи, но весёлый. Дромихета встретила его, поджав губы: она была не одна. У них сидели какие-то люди. Это были посланцы с горы Когеон: главная жрица требовала его к себе.

– Иди, – плача, сказала мать. – Не нам перечить властям. Но помни: дочь вождя бесов тебе не пара. Ноэрена не захочет войти в хижину кузнеца, ходить по воду, печь лепёшки, стирать тряпьё. Или ты бросишь свою мать и уйдёшь жить в крепость?

– Я тебя не брошу, – удивился он. – И я никуда не пойду.

– Пойдёшь, – заверили его. Посланных было двое, и они приехали верхами, приведя запасного коня для Спартака.

Он не устоял перед соблазном сесть верхом на коня.

По дороге они сделали привал, решив дать отдых лошадям. Молодой горец и сам устал с непривычки к верховой езде. Поев овечьего сыру и не удержавшись от вина, которым его попотчевали, он не заметил, как уснул. Пробудившись, он обнаружил себя крепко связанным. В ответ наего удивлённое возмущение один из посланных спокойно спросил:

– По твоему, дочь вождя бесов и сын вдовы – подходящая пара?

Привязав его к лошади, всадники двинулись в путь. Он вынужден был идти рядом с конём, на котором только что ехал. К тому же он вскоре заметил, что направляются они не вверх, в сторону святилища Диониса-Солнца, но вниз, в долину.

– Куда вы меня ведёте? – забеспокоился он. – Вы пленили меня, свободного человека, причём не на войне! Вы нарушаете закон!

– Мы действуем по закону, – был ответ. – Великий Дионис объявил свою волю верховному жрецу: несколько юношей должны спуститься с гор, чтобы научиться военному ремеслу в лагере римлян. Твоё имя было названо первым.

ЛАГЕРЬ НА РЕКЕ ГЕБР

Они сидели в палатке, десять фракийских юношей, волей-неволей ставших римскими новобранцами. Палатка – лёгкий деревянный домик, перегороженный на две части: проходная предназначалась для хранения воинского скарба ; там, где сидели они, были нары для спанья. На полу валялся мусор, оставленный только что выехавшими жильцами, – верёвки, щепки, тряпьё. В изголовье нар, на которых сидел Спартак, висел забытый кем-то амулет: плоский камень с грубо вырезанным на нём фракийским богом-Всадником . Высокий, крепкий парень-одрисс протянул руку и взял его с ухмылкой:

– Теперь он стал мим.

Сын Дромихеты с уважением оглядел его литые мускулы:

– Кузнец?

– Занятия на палестре, – снисходительно пояснил тот. Малый казался заносчивым, но весёлое, смышлёное лицо его располагало к себе.

Их только двое здесь таких крепышей, отметил про себя Спартак, надо с ним подружиться.

В дверях показалось задубело е лицо начальника, – по-местному центуриона. Этот римлянин сегодня утром, построив всех по линейке, произнёс перед новобранцами речь: по-фракийски только ругательства, остальное переводил с непонятного языка римлян толмач. Он сказал: