Николай Энгельгардт - Граф Феникс. Калиостро

– Граф Феникс ди Санта-Кроче, синьора! – внушительно произнес гость. – Явился засвидетельствовать вам свое почтение, отдать дань уважения вашим несравненным талантам, прославляемым всей Европой, и вместе с тем передать поклон от моей супруги, графини Серафимы.

– Ах, моя карлица Грациэлла рассказывала о ней! Грациэллы нет дома. Я послала ее за припасами. Она расхваливала красоту и голос вашей супруги.

– Трудно хвалить в вашем присутствии, синьора, чей-либо голос или внешность! Когда всходит сияющее солнце, меркнут крупнейшие звезды. Но я привез вам привет от некоторых ваших друзей из Италии и вот это письмо от принца, утратившего из-за вашего отъезда в Россию всю радость жизни.

Говоря это, граф Феникс достал письмо и махал им, не зная, как отдать в мокрые ручки певицы послание меланхолического принца.

– Пройдите сюда, граф, – сказала певица, бросая мочалку в лужу грязной воды. Затем она отерла руки о пеструю юбку и спустила ее так, чтобы скрыть мощные ляжки. Граф Феникс осторожно прошел в указанную комнату. Здесь певица приняла от него письмо, небрежно разорвала конверт, пробежала страстные строки августейшего обожателя и равнодушно бросила письмо на доску камина.

– Он надоел мне еще в Милане, – пояснила она.

– Бедный принц! Неужели столь разительное в наш безнравственный век постоянство не трогает ваше сердце, синьора? – говорил гость. – Впрочем, всеобщее обожание, которое окружает вас здесь, конечно, изгладило из вашей памяти образ далекого юного поклонника. Дивный ваш голос, мощный гений, пламень духа, совершенно обворожительная красота гремят по всей Европе! Все цивилизованное человечество, синьора, воздает вам хвалу!

Габриэлли совершенно равнодушно слушала слащавую лесть посетителя, однако она все же была ей приятна.

– Вы очень любезны, граф, – сказала она. – Может быть, вы желали бы познакомиться с моей подругой? – И, не дожидаясь ответа, крикнула звучным сильным голосом: – Давия, поди сюда!

Сейчас же явилась из кухни с пылающими щеками, вся дышащая ароматами лука и пряных специй женщина.

– Это наш соотечественник, недавно в Петербурге. Это граф ди Санта-Кроче, о супруге которого нам сегодня рассказывала Грациэлла, – представила Габриэлли.

Давия радостно всплеснула руками и засыпала графа потоком итальянских слов, расспрашивая о различных своих знакомых аристократах в Риме, Падуе, Венеции, Неаполе и еще дюжине других городов и городишек Италии. Граф знал многих из них и, пересыпая ответы свои любезностями и похвалами таланту и красоте артистки, сообщил немало новостей. В беседе приняла участие и Габриэлли.

Певицы усадили графа в кресло, достали из пузатого шкафчика вино, фрукты, угощали его и сами исправно пили за его здоровье. Не прошло и получаса, как между итальянскими певицами и гостем установились самые приятные, откровенные отношения. Граф оказался любезнейшим кавалером, к тому же, казалось, объехал весь свет, знал всех выдающихся людей, принцев, вельмож. Уже принесена была гитара, и артистки исполнили небесными своими голосами дуэт из новейшей оперы аббата Пьетро Метастазио [35] Метастазио Пьетро (подлинная фамилия Трапасси, 1698–1782) – итальянский поэт и драматург. . Восторженный граф становился попеременно перед каждой из них на колени, целуя красавицам ручки, хотя они у Габриэлли сильно припахивали сырым мылом, а у Давии – подгорелым оливковым маслом. В то же время граф не забывал искусно расспрашивать певиц о петербургском дворе и свете, о всех певицах и актрисах Эрмитажа, об их покровителях, о домах вельмож, их женах, любовницах и скандальных связях, тайных и полуявных… Между прочим завел он речь и о покровителе Габриэлли, старом директоре театров и всяческих зрелищ господине Елагине…

– Господин Елагин мне известен как муж, исполненный высоких добродетелей, – важно говорил граф Феникс, – огромной учености и государственного опыта. Я слышал о нем в бытность мою в Лондоне от друга моего, герцога де Бофора. Имею и письма к сему достопочтеннейшему лицу от мужей рассвета, восхода солнца, от тайного места, где имеет свое пребывание великая мудрость, господствует мир, согласие и тишина!

– Что он такое говорит? – спросила недоуменно Давия, очень усердно прикладывая свои коралловые уста к кубу с вином, может, потому, что кулинарные занятия у пылающего очага пробудили в ней неуемную жажду. – Что он говорит? О каком рассвете и тайном месте? Что за каббалистика? И в первый раз слышу о добродетелях господина Елагина. Спросите у Габриэлли, она вам расскажет, что это за добродетели. Ха! Ха! Ха!

– Оставь в покое моего доброго старичка, Давия, – поморщилась Габриэлли.

– Доброго? Да, к тебе он добр, и ты с ним делаешь все, что только пожелаешь! Но другим в труппе житья нет от этой противной старой и капризной крысы.

– Я еще раз говорю тебе, Давия, оставь в покое моего старого покровителя! – уже сердилась Габриэлли.

– Вот еще! Ты, кажется, хочешь мне приказывать! Но я никогда и никому еще не подчинялась, тем более тебе! Чем я хуже тебя? Кажется, ничем. Хочу – и буду говорить, буду!

– Молчи! Молчи! – вскрикивая и топая ногой, кричала Габриэлли, черные кудри ее, как змеи, разметались вокруг головы.

Давия тоже вскочила и встряхивала в гневе своими великолепными волосами цвета венецианского красного золота. Вырвавшись из-под шелковой сетки, они рассыпались по плечам и груди певицы, едва прикрытой воздушной рубашкой и коротеньким фигаро. Затем обе певицы уперли в крутые бедра мощные длани и стали наступать друг на друга, одновременно пронзительно крича:

– Я буду говорить, буду кричать всегда, всюду, что твой старикашка – безнравственная обезьяна! Коротышка! Уродец! Задыхается! Косой! Глухой! Скупой! Носит по три года один кафтан. Всем надоедает! Ничего не смыслит в искусстве! Противный! Отвратительный!

– Он лучше в тысячу раз твоего жирного мопса Безбородко! Пьяницы! Грубияна! Варвара! Который таскается по кабакам и непотребным домам и заставляет тебя делить его любовь с уличными грязными тварями!

– Это все же лучше, чем жить со стариком, развалиной, немощным подагриком только потому, что он главный директор театров и дает тебе первые роли!

– Я живу со стариком, а ты кроме своего бегемота еще с тремя. С несчастным мальчиком – графом Бобринским [36] С несчастным мальчиком графом Бобринским… – Бобринский Алексей Григорьевич (1762–1813) – внебрачный сын Екатерины II и графа Григория Григорьевича Орлова (1734–1783), фаворита императрицы. После рождения был вывезен в имение Елизаветино возле Гатчины, где воспитывался в семье гардеробмейстера В.Г. Шкурина. В 1796 г. в Сенате Павел I публично объявил Бобринского своим братом. В этом же году А.Г. Бобринский был возведен в графское достоинство. Фамилию Бобринский он получил от пожалованного ему села Бобринки в Тульской губернии, где он и похоронен. , которого растлеваешь и почти довела до чахотки! И с братьями, родными братьями!