Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Львы Золотого царства

Лодья ударилась бортом о причал, закачалась на волне. Перекинули сходни: Эльга слышала, как глухо стукнуло дерево о дерево, и сердце сжалось, будто вплотную придвинулась некая опасность. Редко ей удавалось сойти с лодьи с таким удобством: обычно приходилось забираться на скамью, садиться на борт, а оттуда прыгать в руки Мистине Свенельдичу, который, стоя на песке или прямо в воде, принимал сперва княгиню, потом свою жену Уту, чтобы поставить наземь.

А по сходням уже бежал Святослав. После годовой разлуки Эльге бросились в глаза перемены: он возмужал, еще немного подрос, раздался в плечах, и в лице его проглядывало нечто столь суровое, что на миг этот крепкий светловолосый мужчина показался ей чужим. Это был совсем не тот мальчик, которого она по привычке воображала в разлуке!

– Мама! – кричал он.

Подскочил и схватил ее в объятия, бросив шапку на днище. Прижал к себе, так что она задохнулась, отстранился, поцеловал раз, другой, третий.

– Вижу, здорова! Ну, слава Перуну!

– А там… – Эльга глубоко вдохнула, но ей едва хватало воздуха, чтобы говорить. – А там ворота прямо в воду смотрят, и с лодий в них все поднимают: товары всякие…

– Где – там? – Святослав, смеясь, поднял бровь.

– Ну, в Константинополе… И причалы там каменные.

Она и сейчас ясно видела это перед собой: шелковистую синеву Босфора, белые каменные стены, встающие, как кажется, прямо из воды, а в них – окна, большие и малые, через которые особыми хитрыми устройствами поднимают грузы прямо с кораблей. Каменные львы, стерегущие причал у дворца Вуколеон, тонкие колонны в арочных окнах…

Она сама не знала, почему заговорила об этом прямо сейчас. Себя не помнила, не находила нужных слов. Смех Святослава помог ей хоть чуть прийти в себя. Сердце колотилось во всю грудь, дыхание теснило, голова кружилась, в ушах шумело. Помнится, так же она себя чувствовала, когда впервые увидела Константинополь…

Ведь она не просто прошла через нижнее течение Днепра и Греческое море. Где-то на этом пути пролегала невидимая грань тридевятого царства, разделявшая два настолько разных мира, что они просто не могли находиться на одном и том же свете.

Дома… Кириа тон Уранон [3] Владычица Небесная (греч.) …

Эльга оглядывалась, сидя на лавке, и не верила своим глазам. Бревенчатые стены, полки с расписной посудой, ларцы под шелковыми покрышками, лавки под овчинами, печь в углу и за ней дверь в голбец… Было двойственное чувство: что все это ей мерещится, и одновременно казалось, что она никуда и не уезжала, а все увиденное за Греческим морем ей приснилось. За год она так привыкла засыпать и просыпаться в китоне, среди стен, отделанных плитами желтоватого мрамора, с цветной росписью под сводом и порфировыми столпами по углам, что здесь показалось темно и тесно.

Погладила медвежину на лавке: новая совсем. Кто-то позаботился: в избе все прибрано, хлеб испечен, еды разной наготовлено, пиво сварено.

– Это Прияна вчера приходила, – доложила Браня.

От радости девочка то прыгала на одной ножке, то садилась к матери и обхватывала ее руками изо всех сил, потом опять вскакивала и принималась прыгать. Этот год она жила то у брата и молодой княгини, то у воеводы Асмунда, своего двоюродного дяди, но каждый день томилась по родной матери.

– Как ты выросла… – в третий раз проговорила Эльга.

Пока она странствовала, Бране исполнилось восемь – и в конце этого лета будет девять. Девочка заметно вытянулась, и коса ее теперь доставала до пояса – совсем как у большой, взрослой невесты.

– Прияна с Дивушей приходила, смотрела, как убирают, велела хлеб печь, пироги, – рассказывала Браня. – Говорила, небось княгиня-матушка за морем соскучилась по пирогу с грибами, где же там грибов хороших достать? Там правда нет грибов?

Эльге не хотелось есть, но, боясь обидеть невестку, она поела пирога. И вкус запеченных в пшеничном тесте соленых грибов с луком показался не менее чудным, чем кисло-сладкой, набитой крошечными зернышками греческой сики, когда она впервые ее раскусила.

– Как вы… как она… ладили вы с ней? – Эльга посмотрела сперва на Браню, потом на Святослава, сидевшего напротив.

– Да все путем, – ответил он, даже будто бы с недоумением: а чего могло случиться?

– Как она?

– Говорит, все как надо.

– Ей ходить тяжело, – вставила Браня. – Жаловалась, голова болит.

– Я завтра приду к вам, – пообещала Эльга сыну. – Непременно приду.

Хотя сомневалась про себя: хватит ли сил одолеть путь до Олеговой горы, где жила молодая чета. Он волнения и потрясения встречи с домом она чувствовала такую усталость, будто весь путь от Константинополя прошла пешком.

Год назад она уезжала незадолго до ожидаемых родов невестки, но весь этот год не ведала, как все прошло: жива ли Прияна, живо ли дитя, кто родился? И только на обратном пути, возле устья Днепра, когда им повстречались киевские купцы во главе с Бёдваром, едущие в Царьград, узнали наконец, что молодая княгиня принесла мальчика, дитя здорово. Назвали, к изумлению Эльги, Ярополком.

– Почему? – спросила она теперь у сына. – У нас никто таким именем не звался…

Заранее имя ребенка не обсуждают, но она не сомневалась, что Святослав наречет первенца именем основателя рода или своего отца. И вдруг какой-то Ярополк!

– Ингваром Прияна не захотела – мой отец ведь ее отца зарубил, – напомнил Святослав. – Я еще думал – Олегом, но она сказала, есть же Олег древлянский, зачем еще один? А мне нравится Ярополк – славный воин будет!

Эльга подавила вздох. Поздно спорить – уж дела не поправить. Будь она тогда дома, не допустила бы, чтобы единственным носителем имени, олицетворяющего славу руси, остался соперник ее сына и внука. Однако ее не было, и молодые распорядились по-своему.

– Ну, второй будет Олег, если ты хочешь, – утешил ее Святослав, поняв по лицу матери, что она недовольна. – Скоро уже.

Невестка не пришла встречать Эльгу, поскольку в ближайший месяц ожидала вторых родов. И уже за это Эльга могла простить ей не только причуды с именами. Так хотелось, чтобы у Святослава родилось много сыновей! Трое, пятеро – лишь бы ей дальше быть спокойной за свое наследство. Все близкие были живы и здоровы, ничего страшного за год в Киеве не случилось, но облегчение не придало ей сил: наоборот, легло на плечи мягкой периной, из-за чего тянуло прилечь.

– И завтра поговорим, – добавила она, видя вопрошающий взгляд сына. – Сегодня мне с мыслями не собраться.

Святослав не был так неучтив, чтобы набрасываться на мать с расспросами, не дав передохнуть с дороги. Но, разумеется, ему очень хотелось поскорее услышать привезенные новости. Ей ли не знать его нетерпеливость…