В. Волк-Карачевский - Кинжал мести

Осень уже готовилась к встрече с зимою, как вдруг пошли поздние осенние грибы – зеленки: у них пластинчатые шляпки, сверху серые, черные или даже фиолетовые, а снизу – зеленые. Такое случалось раз в три-четыре года, обычно когда не удавался грибной урожай. Летом зеленки попадаются редко и никакого интереса не представляют, ничем особенным не отличаясь ни в супе, ни на сковороде.

Но иногда, перед самой зимой, когда легкий морозец по утрам уже чуть-чуть схватывает землю слабой, ломкой под ногами корочкой, зеленки вдруг разом высыпают по опушкам, в молодом ельнике и по сосняку, почти сплошным ковром покрывая небольшие полянки, усыпанные старыми желтыми иглами хвои и сухими листьями.

Вот тогда их собирают корзинами, моют, очищают шляпки от налипшей сверху иглицы и палой листвы, слоями складывают в кадушки, перестилают листьями смородины, пересыпают солью, без всякого рассола, и, придавив камнем потяжелее, ставят в погреб.

Приготовленные таким способом зеленки не уступают вкусом ни груздям, ни даже боровикам, а если чему и уступят, то только рыжикам, да и то найдутся ценители, почитающие зеленки первее и рыжиков.

А уж когда листобоем-октябрем пошли зеленки, наготовить их можно на всю зиму, при одном единственном условии: не ленись, да не бойся, что замерзнут босые ноги – это с утра только подмораживает, а чуть пригреет неяркое солнышко, и земля помягче, и не так зябко ногам.

Надеждинский лес – нестроевой, непродажный, разнолесье – занимал треть угодий Холмских и кормил крестьян и барскую усадьбу. В нем были и густые, непролазные ельники, то и дело попадались дубы, царственно стоящие посредине полян, заросли орешника, сосновые боры с деревьями, пригодными на постройку крестьянских изб, березняки, зелено-солнечные летом и сахарно-белые зимой.

Спокон веку, со времен прабабушки Елизаветы Холмской, надеждинцы исправно трудились в лесу: заготовляли дрова, хворост, зимой охотились на зайцев, куропаток и лис, летом крошнями носили грибы, ягоды – землянику и чернику, малину (очень хороши были в Надеждинском лесу малинники, причем медведей в нем никогда не видели, а волки появлялись только зимой), а осенью собирали столько орехов, что даже пробовали возить их на продажу.

Из ягод в барской усадьбе варили варенье, крестьяне ягоды сушили, и надеждинские кисели на землянике славились на всю округу, хотя секрет их приготовления они не скрывали – нужно, не жалея, сыпать больше сушеных ягод, кажется, чего проще, когда этих сушеных ягод полно в запечке. А когда в запечке пусто и только бегают недовольные черные да рыжие тараканы, сладкого киселя не сваришь.

Крестьяне всей округи запасались по лесам и ягодами и грибами, но делали это с ленцой. Надеждинцы же и по своему почину, и по строгости барыни выбирали из леса все дочиста. И когда случались поздние осенние грибы зеленки – их ведь не искать-собирать, их хоть косой коси, – ходили и в соседний Малый Тафтеевский лес Сандаковых, почти примыкавший к Надеждинскому.

Исстари так завелось, что барин разрешал соседям собирать в своем лесу ягоды и грибы и хворост. Порубки же строго запрещались, да и надеждинцы вели себя аккуратно, за порубку в чужом лесу никого из них еще ни разу не поймали. Но в отличие от барина, сандаковские крестьяне не любили, когда соседи являлись в их лес, и иногда случались драки, особенно между молодыми девками.

Дело в том, что тафтеевские крестьяне, как и жители всей округи, считались местным коренным населением. А надеждинцев переселили в эти края лет двести тому назад. Кто, почему и откуда – теперь уже никто не помнил. Избы в Надеждине крыли совсем не так, как в окрестных деревнях, срезали верхние углы крыши козырьками, а у чердачного окошка прилаживали нечто напоминавшее балкончик, как будто для птиц, что вызывало насмешки туземных поселян.

Женщины в Надеждине отличались смелостью и крутым нравом. По слухам, они иногда поколачивали своих мужей, тогда как в окрестных деревнях дело обстояло ровно наоборот. Мужики в Надеждине велись тихие и смирные и во всем послушные женам, и бабы из местных жителей попрекали надеждинских баб тем, что те не по чину верховодят у себя в доме и позорят тем самым своих мужиков.

Одевались надеждинские крестьяне так же, как и местные. Но в костюме молодых девок имелось одно существенное отличие, и оно давно стало поводом к пересудам, насмешкам, а иной раз и стычкам.

И надеждинские и местные девки носили летом касталан из выбеленного льна – некое подобие короткого, чуть ниже колена, сарафана, из-под которого виден расшитый подол рубахи или юбки. Горловина касталана – прямоугольная, с прямым нагрудным разрезом – обрамлялась вышивкой или обшивалась красной лентой. Но у надеждинских девок касталан имел еще узкий красный, пришитый поясок, а спереди на пояске висел маленький, в две ладони величиной, тоже обшитый красной лентой, передничек.

Этот передничек и не давал покоя местным, туземным жителям. Им казалось, что он совершенно ни к чему и только портит касталан. Мало того, рассказывали, что княгиня Тверская, в бытность старой барыни – имелась в виду прабабушка Елизаветы Холмской – увидев надеждинских девок в касталанах с передничками, посоветовала переднички эти снять, а старая барыня ответила, что не княгиня Тверская их придумала, не ей и снимать.

Ходили слухи, что если у надеждинской девки поднять этот маленький передничек, то она, при всем своем крутом нраве, становится послушной, как овца, и дает лишить себя девства совершенно не сопротивляясь. Говорили, что одноглазый Трофим, кучер Сандакова, в молодости таким образом и лишился глаза, попробовав проверить, действительно ли это так.

Поднять передничек кучеру не удалось, а вот глаз ему надеждинская девка выбила. Надеждинские девки, все как на подбор были рослые, в хорошем теле и крепки на руку. У себя в деревне и в своих угодьях они никого не боялись и слушались только барыню, и даже на Холмского, барина пришлого, поглядывали свысока и жаловали только в угоду своей госпоже.

Не на своей территории надеждинские девки держались осмотрительно, ходили гуртом, но тоже ни перед кем не трусили, потому что, в случае надобности, могли достать любого обидчика: церковь на окрестные деревни имелась только одна и находилась в Надеждине, и построила ее их барыня – прабабушка Елизаветы Холмской – и всем местным жителям так или иначе приходилось являться в Надеждино.

Руководил постройкой церкви надеждинский плотник. Обычно саму церковь ставят четырехугольную, наверху – круглый небольшой барабан, на нем головку-луковку. Он же срубил шестиугольную основу, барабан не круглый, а четырехугольный, большой, а луковку – как обычно, сверху. Церковь получилась вместительной и пение в ней звучало особенно, звучно.