Кристофер Гортнер - Великая актриса. Роман о Саре Бернар

Бросившись в салон, где меня ждала мадам Г., чтобы сопровождать на прослушивание, я закричала:

– Платье прожжено. Смотри, на шелке дырка!

Жюли, разлегшаяся на своем канапе в robe de chambre [13] Домашний халат (фр.) . , с рассыпавшимися по плечам волосами, вздохнула:

– Почти незаметно. Накинь сверху какое-нибудь из моих фишю и приколи камею.

– Фишю? – Я в ужасе уставилась на нее. – От этого станет только хуже!

Розина спешно пошла за вещами, пока Жюли пила кофе.

– Вы не собираетесь одеваться? Я опоздаю, – сердито спросила я.

– Конечно, я оденусь, – ответила она. – Позже. У меня вечером встреча.

– Вы со мной не поедете?

Не знаю, почему я удивилась. Она все время вела себя так, будто мое прослушивание – это глупость, о которой я еще пожалею.

– Я уже объясняла, твое зачисление – вопрос решенный. Меня заверили в этом уважаемые люди. Вся эта суета по поводу платья и всего остального совершенно неуместна.

– Это неправда, – возразила я. – Дюма говорил, что купить место в Консерватории при отсутствии таланта невозможно. – Я отвернулась от нее в момент появления Розины с фишю. – Скажи ей. Ты была рядом позавчера, когда он говорил это.

Розина, избегая смотреть на Жюли, накинула кружевную косынку мне на плечи, заколола ее камеей сбоку, поверх прожженного пятна, и пробормотала:

– Вот. Так намного лучше.

– Глупости какие! – рявкнула Жюли. – Неужели Дюма действительно заявил ей такую чушь?

Розина мяла руки:

– Да. Вы гуляли с Морни, а Дюма пришел помочь Саре готовиться, и он сказал нам это.

– Кому и знать, как не ему. – Я обратила яростный взор на Жюли. – Он тоже драматург. Если я не продемонстрирую талант, что бы ни говорил Морни, в Консерваторию меня не примут.

– Отлично. – Голос Жюли стал ледяным. – Значит, можно спокойно выдохнуть, раз там будут оценивать твой талант, а не одежду, верно?

Еще раз хмуро глянув на нее, я схватила соломенную шляпу и быстро пошла на улицу, к фиакру, с Розиной и ma petite dame.

Комната отдыха в Консерватории на Фобур-Пуассоньер была полна соискателей – юношей и девушек, даже детей, одетых в лучшие воскресные наряды. Вокруг них суетились мамки и воспитатели, а конкурсанты неистово повторяли выбранные для прослушивания отрывки, пытаясь напоследок улучшить что-нибудь еще, хотя капельдинер уже выкрикивал имена из списка, который держал в руках.

Один за другим конкурсанты уходили через двойные двери в коридор. Сидя с Розиной и мадам Г. на скамье, я ёрзала, силясь расслышать, что происходит за дверями, хотя капельдинер бросал на меня неодобрительные взгляды. Через некоторое время двери снова открывались и появлялись соискатели, бледные и дрожащие, а кто-то даже в слезах.

Я уже начала подумывать, что это была большая ошибка.

– Мадемуазель Сара Бернар, – произнес служитель.

Мадам Герар пожала мне руку.

– Это ты, дитя. Merde [14] Дерьмо (фр.) . , – шепнула она, используя принятый в театре способ пожелать удачи.

Встав на негнущиеся ноги, я подошла к капельдинеру.

– Что вы прочтете для нас? – скучающим тоном спросил он.

– Вторую сцену, – дрожащим голосом проговорила я. – Акт второй. «Федра». Роль Арикии.

– Амбициозно. А кто будет подавать вам реплики?

– Реплики? – эхом отозвалась я.

Дюма ни о чем таком не упоминал или упоминал, да я пропустила мимо ушей или забыла.

Распорядитель сделал нетерпеливый жест:

– Мадемуазель, у нас очень напряженное расписание, как вы сами видите. Строчки персонажа, с которым беседует Арикия: кто будет их произносить?

Я бросила отчаянный взгляд через плечо. Ни Розина, ни мадам Г. текста не знали.

– Я… Я не думала, – заикаясь, произнесла я и перевела растерянный взгляд на капельдинера.

– Тогда принесите книгу и найдите кого-нибудь. Полагаю, у вас есть с собой книга?

Книги не было. Убей меня Бог, даже если бы я знала, что ее необходимо взять, то все равно забыла бы об этом после фиаско с платьем. Снова оглянувшись на ожидавших своей очереди счастливчиков, у которых наверняка имелись наготове и книги, и люди, которые будут подавать реплики, я приняла смелое решение. Я знала наизусть целиком несколько частей из разных пьес, но везде нужны были собеседники, значит необходимо сменить курс.

– Тогда я прочту Лафонтена «Два голубя».

Выбор был неожиданный, судя по озадаченному лицу капельдинера. Рифмованная басня Лафонтена рассказывала о двух голубях. Они были очень дружны, но одному из них захотелось посмотреть новые места. Потрепанный бурей, напуганный хищными птицами, весь израненный, он вернулся к своему приятелю и больше в странствия не отправлялся. Написанная как поучительная история для детей, басня казалась весьма неоднозначной, ведь оба голубя были самцами.

– Вероятно, это будет увлекательно, – кисло промямлил распорядитель и отвел меня в похожий на огромную пещеру зал с высокой сценой. Перед ней за длинным столом сидели четверо мужчин и одна женщина.

Я едва могла сфокусироваться на судьях. Вдобавок к предупреждению о невозможности купить себе место в Консерватории Дюма сообщил, что отбирать участников прослушиваний назначают ведущих актеров «Комеди». Это входило в их обязанности в качестве членов театральной компании, владевших долями в ее прибылях. С одной стороны, они должны были с воодушевлением относиться к задаче открывать новые таланты, которые обеспечат в будущем успех всему предприятию, но с другой – их возмущала необходимость выполнять эту обязанность, ведь на самом деле получалось, что прослушивать им приходилось своих потенциальных соперников.

Когда я вступила на сцену и сделала реверанс, капельдинер с нескрываемым ехидством провозгласил:

– Мадемуазель Сара Бернар прочтет басню Лафонтена «Два голубя».

Женщина хохотнула:

– Эта девочка, вероятно, думает, что мы не выросли из школьного возраста, раз решила попотчевать нас такой затасканной басенкой?

Я резко сфокусировала взгляд, узнав ее по голосу. Это была мадам Натали – актриса, которая так заворожила меня в роли Агриппины. Без роскошного костюма и театрального грима женщина выглядела просто дородной матроной. Ее веселье разделял сидевший рядом широкоплечий мужчина – не кто иной, как актер, игравший сына Агриппины Нерона. Он тоже оказался совсем не таким, как на сцене: тучный, довольно пожилой человек с красным лицом. Внезапно мне открылось, что эти актеры, которые зарабатывали на жизнь, изображая других людей, вовсе не добрые волшебники. Меня потянуло сбежать отсюда, броситься в ноги тетке и молить ее, чтобы она убедила мать согласиться на использование моего приданого для вступления в монастырь. Бессчетное количество раз после просмотра «Британика» я рисовала себе в воображении, как легко и уверенно выступаю на сцене. Чего не представляла, так это того, как будет происходить реальное прослушивание.