Андрей Курков - Ключи Марии

Отогнав неприятные мысли, Олег окунул взгляд вниз. Прямоугольная яма углубилась уже на сантиметров сорок. Бисмарк осветил ее дно фонариком мобильника.

– Эту землю за тысячу лет уже столько раз ковыряли и переворачивали! – подумал, заметив матовый блеск явно бутылочного стекла.

Губы сами сложились в саркастическую ухмылку. Но он все-таки снова копнул лопаткой и землю из нового слоя высыпал отдельно от кучи. Разворошил ее пальцами. Среди привычных камешков и сыпучей сухой почвы пальцы ощутили что-то необычно округлое и холодное! Бисмарк снова включил фонарик, сам наклонился к земле, чтобы ничего не пропустить из того, что будет освещено его ярким светом. Провел ладонью по выкопанной земле, словно размазывая ее по траве, и тут ладонью еще раз ощутил укол металлического холода. Пальцы поднесли к глазам комок глины размером с грецкий орех. Один бок этого «грецкого ореха» блеснул золотом. Олег впялился в восторге в ободок и край перстня-печатки. Попытался очистить находку от глины, но глина словно окаменела, пальцами освободить от нее перстень Бисмарку не удалось. И он опустил находку в карман куртки. В руках появилась сила. Он принялся за раскопки более сосредоточенно, подсвечивая себе беспрерывно фонариком мобильника. Вскоре в его руках оказались тонкие косточки фаланг пальцев руки. В россыпь. Испугавшись, что он повредил скелет, Бисмарк отложил лопатку и стал пропахивать верхний слой согнутыми «граблями» пальцами правой руки. Очень быстро понял, что скелет был нарушен раньше, а значит, эту могилу уже точно раскапывали! Почему же не нашли перстень? Наверное потому, что делали это тайком и впопыхах. Как и он сейчас! А это в свою очередь означало, что Бисмарк мог найти еще что-нибудь интересное!

Часы показывали начало четвертого. Лопата лежала на траве. Дальше черный археолог работал руками. Из уважения к смерти Бисмарк складывал косточки в отдельную кучку. Тут уже были и переломанные ребра, и позвонки, и часть кости таза. Бисмарк уже отчетливо понимал, что он выкапывает то, что уже было как минимум один раз перелопачено! Возможно, что изначально все это подняли с большей глубины! Но почему потом снова сбросили в яму и прикопали? Почему не нашли перстень?

– Интересно, что они тогда нашли? – продолжал думать он о своих предшественниках. – Может, что-то большое, более ценное? Меч или щит? И поэтому не было у них стимула искать артефакты помельче?

Мгновенная зависть к неизвестным предшественникам пришла неожиданно, но очень быстро покинула его мысли. Потому, что пальцы опять на что-то наткнулись. Двумя руками принялся Бисмарк углублять почву вокруг найденного предмета, похожего на рукоять меча, вертикально загнанного в землю. Он снова попробовал потянуть находку на себя, но она сопротивлялась. Тянуть сильнее Бисмарк не хотел, зная, какой хрупкой бывает сталь, пролежавшая в земле сотни лет. Он аккуратно расширил лопаткой зону раскопа вокруг находки. И снова, отложив инструмент, продолжил углублять раскоп руками. Опять попробовал пошатать рукоять. Показалось, что она сдвинулась. Осторожно Бисмарк вытащил из земли черный длинный предмет, который мог оказаться и простой палкой, и верхней частью посоха. Попробовал очистить его от земли и глины, но и тут Бисмарка ждала неудача. Опустив находку на траву, он вернулся к раскопу, работая только руками, добавляя в кучку костей древнего покойника все новые и новые. Не прошло и пяти минут, как в руках у Бисмарка оказалась подозрительно тяжелая грудка глины, явно скрывающая что-то внутри.

А часы показывали без четверти пять. Небо начинало светлеть. Едва-едва, но все-таки заметно для человека, прободрствовавшего всю ночь.

Грудка опустилась в карман к перстню. Выкопанные кости Олег аккуратно опустил в угол ямы, потом уже довольно поспешно ссыпал почву обратно и накрыл потревоженную могилу квадратами дерна с подсыхающей травой.

Поначалу ему показалось, что любой турист, идущий по дорожке, ведущей от входа к собору, заметит, что тут копали. И до окончания своей смены Бисмарк жил с этим страхом. Однако уже сдав смену в восемь утра, он специально прошелся до закрытых главных ворот и внимательно посмотрел оттуда на место ночного раскопа. При ярком утреннем свете определить оттуда, где выкапывали яму, он не смог. И, успокоившись, отправился к боковому служебному входу, поправляя висевшую на плече сумку с продолговатой, покрытой окаменевшей глиной находкой. Вышел на Владимирскую и поспешил в сторону оперного театра.

«Хроника рыцаря Ольгерда», без которой трудно понять то, что произойдет много позже

«Теперь наши завалили ров хворостом и камышом, потом перетащили через ров три башни и поставили их у самых стен. Лучники, прячась за забралами, сеяли смерть в рядах сарацин. На Елеонской горе были установлены зеркала, которыми передавались сигналы, чтобы одновременно начинать штурм из разных мест. В полдень в пятницу 15-го башня, на которой находился Готфрид, выстреливая из арбалета стрелы одну за другой, наконец приблизилась вплотную к стене. Франки перебросили на край стены мостики, и два брата-рыцаря первыми спрыгнули на нее, за ними соскочил Готфрид. Все трое потом клялись, что своими глазами видели, как рядом с ними бьется покойный епископ Адемар. Он снова сотворил чудо, потому что подсказал нашим, как открыть изнутри Дамасские ворота, в которые тут же ворвался Танкред со своими нормандцами и бросился в атаку узкими улочками Иерусалима. Вместе с Танкредом побежали и мы, рубя врага без устали и без жалости.

С юга, от горы Сион, наступал Раймунд Тулузский и скоро загнал наместника сарацин вместе с воинами в Цитадель и заставил сдаться в обмен на обещание сохранить жизнь ему и его людям. Тем временем остальные защитники, спасаясь от Танкреда, побежали на Храмовую гору. Сарацины заперли ворота на Храмовой горе и попытались защищаться, но воины Танкреда пробились на священную храмовую площадь, забитую толпой простолюдинов.

Не знаю, то ли голод и жажда, то ли жара и те посушливые ветры сделали из нас безжалостных исчадий ада, но бойня продолжалась еще несколько часов. Франки, генуэзцы, нормандцы, фламандцы и мы, грешные русины, обезумевшие от ярости, убивали всех, кто только случался под руку, отрубая головы, руки, ноги, даже те руки, что молили о милосердии. Кровь врагов нас пьянила, мы утопали в ней, рубя не только вооруженных врагов, но и простолюдинов, не пропуская ни женщин, ни детей, вырывая младенцев из рук матерей и разбивая их о стены. Все вокруг нас падали замертво, а мы скользили в той крови, иногда падали, но тут же снова вскакивали на ноги и продолжали свою жатву.

Некоторые так увлеклись, что не убивали сразу, а обрезали несчастных, как деревья, по частям. Другие разожгли большой костер, подлив в него черной смолы, и в тот костер живьем бросали людей, а когда живых рядом не оказывалось, то бросали и мертвых.