Наталия Ломовская - В объятиях XX-го века. Воспоминания

Представляется, что папа в студенческие годы и в самом начале своей многолетней работы в ИЭБ хорошо знал С. С. Четверикова, которого считал своим учителем. У папы сохранилось письмо к нему С. С. Четверикова, посланное из г. Горького в 1948 году. Оригинал этого письма я передала И. А. Захарову перед нашим отъездом в Америку с тем, чтобы он передал это письмо в музей института общей генетики АН СССР. Привожу его полный текст:

Горький 1948. Х11.8. ул. Минина, 5, кв.6

Дорогой Дмитрий Владимирович,

Давно-давно получил Ваше письмо и вот все до нынешнего дня не отвечал. Не сердитесь на меня за это! Когда пришло Ваше письмо, я был безумно завален работой: я читал новый для себя курс (специалистам): «Новейшие задачи и последние достижения генетики». Вы представляете себе, какую адскую работу приходилось мне проделывать, рыться в журналах русских и иностранных, все это прочитывать, перерабатывать и излагать так, чтобы это было и понятно и интересно… Я был замучен в лоск, не спал ночи, голова трещала. При всем желании написать Вам я не мог урвать для этого и 1/4 часа. Сейчас моя жизнь качнулась в другую крайность: никаких лекций, никаких занятий, никакой работы вообще, свободен как ветер…

Далось мне это не совсем легко. 1-го сентября я получил увольнение из Университета, 10-го – с работы по Шелкопряду, над которым я работал 12 лет, а 13-го у меня сделался сердечный припадок (инфаркт), от которого я все-таки (к сожалению) поправился, хотя еще не совсем. Почти три месяца я пролежал пластом в постели, не смея даже приподняться. Сейчас мне разрешено вставать часа на 3–4, и вот я пишу Вам, сидя за столом.

Что-то Вы поделываете, как живете? Я тоже не раз вспоминал Вас за все эти долгие годы. Если встречаетесь с Квасовым или переписываетесь с ним, передайте ему мой самый сердечный привет, у меня осталось о нем самое светлое воспоминание.

Не смею просить Вас написать мне, но если бы я получил от Вас несколько строк, Вы бы очень обрадовали и утешили своего старика - учителя.

Квасов, Д. Г., (1897–1968) – крупный физиолог, зав. кафедрой физиологии в Ленинградском педагогическом институте.

Письмо написано в период после сессии ВАСХНИЛ – начала полномасштабного гонения на генетиков в нашей стране и не нуждается в комментариях.

Я хорошо помню, как папа часто вспоминал сотрудника кольцовского института, генетика и хорошего поэта А. С. Боброва, который был арестован в 1930-ые годы и навсегда сгинул в лагерях. У меня сохранился текст песни «Генетическая дубинушка», написанный А. С. Бобровым в 1929 г. Вот этот текст:

Мне зачитали стихотворение Александра Сергеевича Боброва, вспоминает Владимир Павлович Эфроимсон, моего знакомого по университету, в связи с арестом которого и на меня набрали материал. Бобров был талантливым поэтом:

« За творчество, за мужество, за весь кольцовский стан, за крепкое содружество генетиков всех стран!» И задают письменно, в протоколе, такой вопрос:

«Против кого нужно мужество «кольцовскому стану» в стране победившего пролетариата»?

Папа входил в математическую группу при лаборатори эволюционной генетики (А. А. Малиновский, Д. В. Шаскольский, Д. Д. Ромашов при участии математиков А. А. Ляпунова (1911–1973) и директора института математики МГУ А. Н. Колмогорова (1903–1987) и других). В задачу группы входил математический анализ поведения хромосом в популяциях диких и домашних видов, а также анализ процессов, определяющих генетическую структуру вида.

Из папиного окружения тех лет я помню и была знакома с Валентином Сергеевичем Кирпичниковым, Верой Вениаминовной Хвостовой, Дмитрием Дмитриевичем Ромашовым и его женой Ксенией Алексеевной Головинской. Многих других бывших сотрудников кольцовского института, конечно, видела уже в ту пору, когда сама стала генетиком. С. Андреем Николаевичем Колмогоровым папа общался и в последующие годы. В. В. Бабков пользуется моим искренним уважением, как прекрасный специалист в области эволюционной генетики и историк биологии. В статье, опубликованной в журнале «Человек» (№ 6,1998) «Как ковалась победа над генетикой», он упоминает, что интересный сюжет сообщил ему Д. В. Шаскольский: «Пчеловод Б. М. Музалевский заявил небольшой доклад на сессии. Летом 1936 г. он был недалеко от Института Лысенко и заехал туда, чтобы получить подтверждение. Лысенко заинтересовался биологией пчелы, и в конце длинной беседы Музалевский спросил, как Лысенко удаются такие крупные дела. На что получил краткий ответ: «Я имею право входа». Речь шла о доступе к И. В. Сталину»

Следя из Америки за публикациями В. В. Бабкова, так печально было узнать о его безвременной кончине. Его книга «Московская школа эволюционной генетики» чудом сохранилась у нас при переезде в Америку. Я часто и с удовольствием ее перечитываю, гордясь крупными достижениями и открытиями советских генетиков 1930–х годов, удивляясь их невероятной трудоспособности, талантам и мужеству противостоять обрушившимся на них гонениям.

Во второй половине 1930-х Дмитрий Владимирович Шаскольский защитил кандидатскую диссертацию и опубликовал в немецком журнале статью по генетике пчелы, которой очень гордился. В 1937 г. стал старшим научным сотрудником. В 1939 и 1940 гг. был приглашён заведовать кафедрой общей биологии Киргизского Гос. мединститута в г. Фрунзе. На современном сайте Кыргызской государственной медицинской академии упоминается, что организатором и первым заведующим кафедры, называемой сейчас кафедрой медицинской биологии, генетики и паразитологии был доцент Д. В. Шаскольский. Папа поехал туда сначала один, чтобы устроиться, а потом и вызвать семью. Через некоторое время он там тяжело заболел, отравившись угарным газом при закрытой печной задвижке. Пролежал двое суток без сознания, пока его не хватились. Его жизнь висела на волоске. Сильное повреждение центральной нервной системы сделало его почти неподвижным. Его мать Мария Николаевна и моя мама срочно выехали во Фрунзе (об этом городе мама тоже всегда вспоминала) и с большими трудностями привезли папу в Москву. Войну он встретил на костылях.