Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий

– Мне нужна сумка-сосиска, – сказал Одинцов. – У тебя была, я помню. Безымянная карта Visa нужна. Корпоративная сгодится. За счётом надо будет следить и подбрасывать денег, если что. Наличными долларов семьсот в мелких купюрах. Это всё чем раньше, тем лучше. И по готовности меня до Москвы машиной добросить.

– Машина твоя или?..

– Или. Мою отогнать в Ладогу. И мобильник туда отвезти. Пусть на зарядке включённый стоит. Дом проверить и закрыть нормально. Двери, ставни… Продукты забрать, чтоб не протухли, пока меня не будет. Хотя лучше, чтобы там недельку пожил кто-то из твоих бойцов. Найдёшь двоих понадёжнее?

Сергеич разгладил седые усы.

– У меня все надёжные. А Ева как же?

– Она в отъезде.

– Тэ-экс… Кот из дома – мыши в пляс? Или ты за ней в Штаты собрался?

Одинцов с удивлением взглянул на Сергеича. Неуклюжее на слух, но железобетонное правило гласит: подробности любой операции доводятся до личного состава в части, их касающейся. Каждый знает только то, что ему положено, и уж точно не проявляет излишнего любопытства. Сергеич выдержал взгляд.

– Не надо на меня так смотреть, – сказал он. – Серьёзные дела в одиночку не делаются. Варакса доигрался, и ты доиграешься. У тебя же вроде всё в порядке было. Что вдруг стряслось?

– Ничего особенного. Будем здоровы! – Одинцов чокнулся со стопкой Сергеича, стоявшей на столе, и залпом выпил. – Я же в отпуске. Захотелось на Кубу слетать.

– Угу. На золотой пляж Варадеро. В брóнике, срочно, без визы, без следов, и чтобы все думали, что ты в Ладоге…

Сумка-сосиска, которую помянул Одинцов, получила название за форму. С виду ничего особенного, но её кевларовые стенки быстро превращались в лёгкий бронежилет со вставными керамическими пластинами. Достаточно, чтобы защитить от ножа и даже пистолетной пули. Неприметная сумка и пластины, упакованные среди прочих дорожных вещей, у пограничников подозрений не вызывали. А облегающая защита, которая незаметна под одеждой, иногда бывает очень кстати.

Корпоративная кредитка не позволяет проследить конкретного плательщика. Имея некоторый запас наличных, можно не обращаться лишний раз к банкомату и не маячить перед камерой слежения. Наличные доллары, само собой, наводят на мысль о Штатах. И карта Visa в Америке удобнее: рубли с неё сразу переводятся в доллары, хотя и по грабительскому курсу российских банков. А карта Master – для Европы: если с неё платить долларами, это двойные комиссионные и двойной грабёж, потому что сперва банк сам у себя за рубли покупает евро и потом уже за евро покупает доллары.

Продукты в холодильнике, наскоро закрытый дом в Ладоге – это признаки мгновенно принятого решения. Одинцов, отправляясь в город, ещё не предполагал, что сутки спустя улетит за границу и, похоже, надолго. Тому, кто станет следить за ним по перемещениям телефона между сотовыми станциями, включённый телефон будет исправно сигналить, что хозяин по-прежнему отдыхает на Волхове.

Если в староладожском доме поселится кто-то из людей Сергеича, это позволит выиграть ещё минимум сутки-двое: на звонок или даже приезд незваных гостей всегда можно ответить, что Одинцов отправился рыбачить – вот и машина его здесь! – а мобильник дома оставил. С кредитки недолго купить новый телефон и новый номер на чужое имя.

Ещё один признак срочности – вылет регулярным рейсом из Москвы. Есть чартеры из Петербурга, но их почти всегда задерживают, а то и вовсе отменяют. К тому же чартер по пути садится в Мюнхене, Мадриде или Париже: стыковки там часов по шесть, и путешествие до Кубы может занять больше полутора суток. А прямой рейс надёжен, отправляется по расписанию и прибывает на место вдвое быстрее.

Куба – это ближайшая к Штатам страна, куда россиянин может прилететь без визы. Но там вряд ли нужен бронежилет. Значит, Куба – не конечный пункт маршрута. Одинцов собрался туда срочно; из Петербурга он хочет попасть прямо в московский аэропорт к самолёту, и попасть не другим самолётом или поездом, которых полно, а домчаться по скоростной магистрали на машине, чтобы опять-таки следов не оставить…

Словом, серьёзные намерения Одинцова были для Сергеича очевидны.

– Шерлок Холмс хренов, – дружелюбно сказал ему Одинцов. – Если появятся новые вводные, сообщу. А пока что есть, то есть.

Сергеич не ошибся: Одинцов задумал вслед за Евой попасть в Штаты и готов был нарушить подписку о невыезде. В конце концов, его ни в чём не обвиняют, он всего лишь свидетель. Неприятности, связанные с нарушением, вряд ли будут серьёзными – по крайней мере, на первых порах. А вот Еве угрожала опасность вне зависимости от того, успел её бывший муж скачать базу данных с флешки или нет. Российская полиция достать Еву не сможет, но убийцы Салтаханова – не простые бандиты и вряд ли остановятся, пока не уничтожат опасную свидетельницу. Значит, надо быть рядом с Евой; повидаться с её бывшим, выяснить, чем так важны документы на флешке, и понять, как вывести Еву из-под удара.

Борис интересовал Одинцова только в той степени, в которой от него зависела судьба Евы, а вот насчёт Мунина тоже предстояло что-то придумать. Весенние приключения с Ковчегом показали: если дело касается двоих из их троицы – значит, оно касается и третьего. Причём историк сам на днях накаркал неприятности себе, а может, им всем.

Мунин прикатил в Старую Ладогу перед отправкой в Англию, разнежился на солнышке у мангала и за шашлыком под красное вино пустился в рассуждения.

– Чем глубже я копаю тему Ковчега Завета, – говорил он, – тем яснее понимаю, что мы толком ничего не выяснили.

– Как это? – От удивления Одинцов перестал насаживать мясо на шампуры и уставился на Мунина, который продолжал:

– А так. Найти мы его, конечно, нашли, путь от Иерусалима до Петербурга более-менее проследили, но это верхушка айсберга. Самое начало. Теперь надо разбираться в деталях.

– Есть кому разбираться, – проворчал Одинцов, возвращаясь к мясу. – Точно не нашего ума дело. Полгорода экспертов собралось, и ещё полмира на ушах стоит… Разберутся. Я тебе так скажу. У нас троих была задача, и мы её выполнили от и до. Ковчег теперь в Михайловском замке, а мы свободны. Есть правило: закончил дело, отчитался по результатам – и выбрасывай из головы. Если бы я все свои операции продолжал в уме крутить, давно рехнулся бы.

Мунин язвительно усмехнулся:

– Непохоже, чтобы вы про Эфиопию забыли. У Псурцева в бункере оч-чень обстоятельный рассказ получился! И как вы полевого командира ликвидировали, и как БМП угоняли, и как с Вараксой познакомились, и дальше…

– Я не сказал, что надо забыть. Я сказал – выбросить из головы и не мусолить. А в бункере от моего рассказа многое зависело, – напомнил Одинцов. – В том числе твоя жизнь, между прочим. Про ту операцию все всё знали. Даже если бы я что-то забыл, напомнили бы. И то, что в Эфиопии случилось, – из ряда вон, поэтому в памяти крепко сидело. Ты диссертацию пишешь? Вот и пиши. А я с Ковчегом закончил… Мы закончили. Да, моя хорошая?