Валерий Горелов - Вразумление красным и комфорт проживания

В этом году варилась похлебка из Солженицына. Пену сняли, а бульон совсем жидкий оказался и бесцветный, а хотелось, чтобы он был наваристый и красный. Ну уж как получилось.

Дела местного штаба тоже не оставляли Петра Николаевича. Не очень-то по масштабу должности, но пришлось по личной просьбе секретаря горкома партии вернуться в пионерское прошлое. Обезглавленный и поруганный Храм в селе исчерпал себя за десять лет как картофелехранилище. Современные подходы требовали сравнять его со складками местности. Петр Николаевич подготовил идеологическое основание, мероприятие и лозунги субботника – это было частью его работы. Все остальное сделал объединенный комсомольский взвод учащихся, подкрепленный тяжелой техникой. Все получилось. Только опять вспомнили о пропаже Креста. Тема, хоть и не острая, но тогда недоработанная, сейчас чуть беспокоила. Сельчане выглядели насупленными, еще помнили двух своих покойников.

***

Дорогой Леонид Ильич 7 мая 1976 года, наконец, дослужился до маршальского звания. Осенью этого же года началось слушание в суде событий 8-9 ноября на большом противолодочном корабле (5 ПК «Сторожевой»). Углубляясь в революционную теорию, упрямо конспектируя классиков марксизма-ленинизма, Валерий Саблин стал идеалистом-революционером, за что и был расстрелян по приговору советского суда.

Я весь этот год оголтело занимался конспектированием тех же авторов плюс еще пяти-шести подобных. Таков учебный план. Учеба по расписанию, жизнь по графику, сессия в новом, 1977, году. Из дома вести не очень хорошие, отец еле ходит, болезнь его не лечится. Мама храбрится. От друзей вестей нет, видимо, хорошего ничего не случается. Мама пишет: «Соседка спрашивает, где же твой сыночек. Я отвечаю: в университете. Так соседи уверенно кивают, что многие сейчас в университетах, да еще и не по первому разу». А на мари цветет морошка, и жаворонки поют любимые песни детства. Третий год пошел, как зарекаюсь обязательно поехать на неделю домой. Желание увидеть и услышать дом аж в ноздрях щекочет, но нет пока возможности. Много услышано и прочитано. Одно желание, чтобы на все это собственное мнение как можно позже стало оформляться. Хожу на комсомольские собрания. Оголтелые приспособленцы и лицемеры на факультете были кратно отвратительнее, чем в ротной стае в стройбате.

Фарцовщики, они же комсомольские активисты-ударники, сеяли вокруг себя то, что потом прорастет торгашеством и блатом. Но я знал, зачем сюда пришел. Учил источники и составные части марксизма, «Антидюринг» и «К первоначальному христианству». Профессура была разная: которая интересная и умная – та на плохом счету, а те, кто защищался по таким темам как «Ленин и Южная Корея», были на хорошем счету. Староста воевал за посещаемость лекций, комсорг – за коллективно-комсомольское лицо курса, а деканат за то, чтобы не просмотреть какого-нибудь нечестивца Саблина. Все смотрели во все глаза, а глаза были красного цвета, который не может быть бледно-красным, он должен быть багрово-красным, как рассвет в «Неуловимых мстителях».

***

«Уважаемый Григорий Иванович, пишу Вам, полный оптимизма. Уже наглядно представляю расположение святилища аборигенов, где с большой вероятностью находится искомое сокровище. Местные жители так расположены ко мне, что готовы сопроводить туда. Вообще, люди очень добрые и во многих ремеслах сноровистые. Также в своих верованиях языческих упорны и скрытны. Но, с Божьей помощью, дверь приоткрывается. Не повезло со временем, во Владивостоке пребывал великий князь Александр Михайлович. Хотелось бы до него донести сию благую весть, ибо этот предмет имеет прямое касательство царской фамилии. Но будем надеяться на благополучный исход. Очень рассчитываю на Вас. Если Вы мне загодя сообщите примерные даты Вашего отбытия во Владивосток, я справлю Вам карту и отправлю аборигенов-проводников с собаками и упряжью.

Уверяю Вас в полной к Вам расположенности, Б. Пилсудский».

***

1975 год. Здоровье генсека стало серьезно сдавать. В стране застой. Петр Николаевич постепенно стал приобщаться к номенклатурной выпивке. Там, где он сейчас стал бывать, не принято было отказываться пропустить по-доброму. Как не выпить, когда танк Т-54 армии Северного Вьетнама с красным флагом на башне протаранил ворота Дворца независимости в Сайгоне и закончил войну? А в июле полет «Союз-Аполлон» и стыковка на орбите. А в декабре, опять же, ТУ-144. Стала нравиться Пете такая жизнь за горкомовским буфетом.

Привилегии в государстве «всеобщего равенства» – это сладко. Особо, когда подавляющее большинство граждан в нищете. Но именно в это время из общей массы выделяется «золотая молодежь». Скрывать разницу в уровне жизни стало намного сложнее. Элита развлекалась по-своему: рестораны, молодежные кафе, рок-н-ролл и твист, а также перепродажа джинсов – мечты всех советских студентов. Но для городского комитета и Петра Николаевича не эта молодежь была головной болью и рабочим материалом, а те, что проводили все свободное время во дворе, а зимой в убежище подъездов. Те, что субботу ждали с нетерпением, ведь по субботам были дискотеки в общежитиях, дворцах культуры и сельских клубах. Выпивали бутылку портвейна на пятерых человек, и, если не было ВИА, танцевали под магнитофон. Этот контингент, по глубокому Петиному убеждению, был опасен и происходил он из неблагополучных семей. Комсомольская пресса их нещадно критиковала. Их постоянно рассматривали на комсомольских активах, они становились главными объектами дружинников и патрулей.

Должностной профиль службы Петра Николаевича связан был с идеологией, и как в СССР ни огораживали молодежь от чуждой и вредной информации, все равно западные течения и субкультуры доходили до нее. Петя ужасался, что те все это с радостью воспринимали. Секретарю Пете все это представлялось покушением на все советское и сытое. Со временем на службу коммунистической идеологии комсомол привел мышцы, клетчатые штаны, значки с Лениным, тренажерные залы и ненависть к неформалам и тяжелой музыке. С лозунгом «Бьем не всех подряд, а только тех, кто нам не нравится». Хулиганов и уголовников тоже развернули на патриотические рельсы против «не наших». Если кому-то мерещится, что это само себя породило, то остыньте. Это все родилось и направлялось из кабинетов магов советской идеологии. Весь этот силовой фронт в девяностых перейдет в бандитские формирования и прольет кровь своих соотечественников. Но кровь-то красная, а красный – цвет коммунизма, который хоть и наступил в восьмидесятом году, но державные придурки держали за горло мертвой хваткой. Они жили в раю и были уверены, что выстроенная ими система будет жить вечно. Петя не мог думать по-другому, потому что он думал так же.