Владимир Мороз - Рваные души

Он сел за стол и пристально посмотрел на продолжающего стоять Александра.

– Рассказывай, дорогой, зачем ты из штаба в наши вшивые окопы приперся. Не на Семеныча же любоваться?! И вряд ли меня менять пришел, прислали бы кого попроще.

Неделю назад немецкий снайпер прямо в голову застрелил командира первого батальона подполковника Орлова. Именно у него Владимир набрался столько опыта, который позволял ему оставаться в живых самому и не лить почем зря кровушку русского солдата. Строгий, но справедливый командир батальона быстро и доходчиво, на матно-русском языке объяснил прибывшему в его распоряжение новому командиру роты отличие между штабной и строевой службой. Его боялись и солдаты и офицеры, но при этом безмерно уважали, трепетали перед его строгостью и любили за отеческую заботу. Попасть в его батальон было за счастье. В солдатской среде бытовало мнение, что служба у Орлова – это своеобразная гарантия выживания на войне. Орлов был старый опытный вояка, успел повоевать еще в Русско-японскую. Казалось, что он наделен незримым даром чувствовать, куда летит пуля, где упадет снаряд и куда нужно шагнуть, чтобы не наступить на мину. За все время у него не было даже незначительного ранения, хотя никто не смел упрекнуть его в трусости, Орлова всегда видели на самых сложных участках, он всегда находил правильное решение, находясь, казалось, в самых безвыходных ситуациях, и надо же было ему так попасться. Накануне вечером Орлов получил письмо из дома. Что там было написано, никто не знал – Орлов никогда не делился подробностями своей личной жизни, и даже не верилось, что у него она была. Все его существование было подчинено службе в армии, словно он был создан для войны. Но прочитав этот трижды проклятый листок, он вдруг побледнел, молча, невидящим взором долго смотрел на него вмиг остекленевшими глазами, как будто пытаясь увидеть еще что-то, кроме ровно написанных букв. Затем встал, так же молча сжег листок над столом, взял сигарету и положил ее себе в рот. Постоял минут пять неподвижно, затем, как будто очнувшись, достал из кармана галифе зажигалку, прикурил и вышел на улицу. Обычно у курильщиков, находящихся на фронте, работал инстинкт, заставляя курить незаметно, пряча огонек сигареты в руке, но Орлов почему-то не стал так делать.

Потом уже, когда Владимир думал о произошедшем, ему казалось, что подполковник сам искал смерть. Ведь о том, что на их участке действует снайпер, знали все и старались лишний раз не высовываться из-за бруствера, не рисковать по-пустому. Орлов долго стоял и курил, глядя в темноту, в сторону немецких окопов. О чем он думал в тот момент, ожидая смерть? Почему никто не бросился на него, не повалил на землю, не затащил в блиндаж? Владимир часто корил себя за то, что ушел проверять караулы и не видел, что происходило с Орловым. Если бы он тогда остался! Ему казалось, что ничего бы этого не произошло. Так иногда бывает в окопах. Наступает помутнение рассудка, человек перестает разумно оценивать опасность, отпускает на волю накопившиеся инстинкты, перестает доверять им и своему опыту. Именно в этот момент за спиной появляется зловещая старуха смерть. Она одной своей костлявой рукой успокаивает человека, заманивая в свою ловушку, создавая в его голове мифические картины самообмана, уверенности, что именно с тобой сейчас ничего не произойдет, что смерть, может, случиться с другими, но только не с тобой. А в это время своей другой рукой она уже берет человека под локоток и ведет в свое царство, откуда никому нет возврата.

Когда Владимир вернулся, Орлов был уже мертв. Пуля пробила переносицу и застряла на выходе из черепной коробки. Смерть забрала его к себе мгновенно, не дав никаких шансов на спасение. Он еще лежал на дне окопа в грязи, и казалось, что в его мертвых глазах, между которыми зияла рана, все еще витает та непроглядная жизненная тоска, которая заставила подполковника позабыть про себя, про свой батальон и шагнуть в никуда.

После смерти Орлова командовать батальоном было поручено командиру третьей роты капитану Владимиру Новицкому. Вторую неделю их Третий сибирский корпус наступал, и командир 27-го Сибирского полка полковник Мясников решил, что не будет сейчас требовать, чтобы ему прислали нового командира из корпуса, справедливо считая, что в данный момент это только ухудшит ситуацию в батальоне, ведь для знакомства с составом и обстановкой совершенно нет времени. Только вперед и вперед должен двигаться полк, пробивая себе дорогу в этой снежно-грязно-кровавой каше. Навстречу рою пулеметных пуль, чавкающим разрывам снарядов и свистящим хлопкам мин. Только вперед! Не жалея никого и ничего для выполнения приказа, во имя самого продолжения этого кровавого акта под названием война, когда за человеческую жизнь не поставишь даже ломаного гроша. И не зря солдат на войне не считается человеком, это всего-навсего боевая единица, подчиненная только выполнению приказа, не имеющая своей воли. Даже своей жизнью солдат не имеет право распоряжаться, она ему не принадлежит.

Боевая единица – это человеческое тело, способное сжимать винтовку или пулемет, способное ходить, бегать, ползать, атаковать, наступать и умирать. Это самое низшее существо в жестком механизме войны. Из определенного количества таких единиц состоят уже следующие боевые единицы: отделения, взводы, роты, батальоны, полки, дивизии, корпуса и армии. И именно в том, чтобы собрать воедино эти единицы, бросить их в бой, добиться выполнения приказа любой ценой на своем уровне, заключен весь бездушный механизм войны – машины по перемалыванию боевых единиц. И ничего страшного, если пропадет одна единица – на смену ей придет другая. Нигде так дешево не стоит человеческая жизнь, как на войне. Да и что такое есть жизнь? Это всего лишь бег между рождением и смертью. Родившись, мы сразу запускаем невидимый таймер, отсчитывающий минуты, часы, дни, годы, оставшиеся до смерти. Война лишь способна ускорить этот бег, превращая его в бешеный спринт. Смерть всегда висит над человеком своим невидимым черным крылом, постоянно напоминая о бренности жизни. Мы как мотыльки летим к огоньку свечи под названием жизнь, не зная, что это всего лишь ловушка, которую нам устроила смерть. И обжигаясь на этом огне, мы превращаемся в ничто, в молчаливые холодные трупы. Что только не придумало человечество, чтобы поскорее загубить светлый росток жизни, пробивающийся к теплому солнцу вечности. И нет никого кровожаднее самого человека. Мы единственный вид живых существ на Земле, убивающих себе подобных ради удовлетворения каких-то собственных интересов. Мы хозяева Земли, обладающие разумом и свободной волей, данными нам от Бога. И что мы делаем с этим великим даром? Мы используем его против самих себя. Вся история человечества пронизана бесконечными войнами. Но самое обидное во всем это то, что те, кто затевает войны, как правило, распоряжаются не своими, а чужими жизнями. Вот и идут безмолвные боевые единицы умирать ради чужих интересов. И чем более развитым становится человечество, тем встрашнее и кровожаднее становятся войны, словно мы участвуем в соревновании на кубок смерти.