Михаил Волконский - Два мага

– Я Петручио, слуга графа Феникса.

– Прекрасно! Можно видеть графа?

– Его нет дома.

– Так я подожду.

– Сделайте милость! Может быть, вам угодно пройти пока в сад?

– Мне все равно, в сад так в сад...

Петручио повел его.

Они вышли на широкую террасу, ступени которой отлого спускались в сад, к пруду.

– Вам угодно было видеть, в ожидании, нашего слугу француза Жоржа? – проговорил Петручио на террасе.

«Разве я сказал ему о Жорже? – удивился Бессменный. – Впрочем, может быть, и сказал, если он спрашивает... Значит, мысли у меня еще не совсем в порядке, рассеян слишком. А впрочем, на моем месте и не мудрено быть рассеянным».

– Да, я желал бы его видеть, – подтвердил он.

– Так я вам пришлю его в сад, – обещал Петручио и не спеша удалился.

Бессменный повременил немного, не зная, с которой стороны придет к нему Жорж, потом стал спускаться по лестнице в сад, в котором вскоре же наткнулся на человека в куртке, чулках, башмаках и фартуке.

– Вы желали меня видеть? – спросил тот по-французски.

– А вы – Жорж?

– К вашим услугам.

– Я к вам по поручению господина Цветинского... Он просил меня спросить... да вот лучше прочтите сами его записку...

Жорж быстро пробежал нацарапанные Цветинским строки и проговорил, несколько замявшись:

– Где же нам побеседовать с вами спокойно?

– Пойдемте в вашу комнату.

– Вам, офицеру, неловко идти ко мне... Это возбудит подозрения. В этом доме нужно быть осторожным.

– Но Цветинский заходит же к вам.

– Он приходит переодетым, не в своем платье.

– Тогда поговорим здесь, в саду.

– Придется здесь уж... только все-таки лучше не на виду.

– Пойдемте тогда... – и Бессменный сделал движение по направлению от дома.

– Что вы! – остановил его Жорж. – Если хотите быть незамеченным из дома, то отнюдь не надо идти в глубь сада, куда отлично видно из окон второго этажа, а, напротив, выгоднее быть поближе к стене. Вот пойдемте сюда! – показал он на густые кусты, росшие у самого дома и заслонявшие целиком окна целого этажа. – Эти окна, – пояснил Жорж, – выходят из кладовых и нежилых помещений, потому и дали им зарасти кустами. Здесь нас никто не увидит...

Они пробрались за кусты к самой стене и, спрятанные таким образом, уселись на подоконник запыленного решетчатого окна.

– Про эту маску, – начал рассказывать Жорж шепотом, – мне удалось узнать очень мало, почти ничего.

– Это был византийский царь?

– И в превосходном одеянии...

– Вы разве видели его?

– Вместе с вашим товарищем.

– Так это вы были в костюме Арлекина?

– Я самый.

– Вот оно что! Ну, рассказывайте!

– Как вам известно, этот византийский царь – за ним следил ваш товарищ – приехал сюда в карете, где обронил медальон, и отпустил карету, то есть остался здесь.

– Очевидно.

– Теперь я рассудил, что если он остался, то, значит, живет тут, а если живет, то и уехал отсюда. Следовательно, оставалось лишь узнать, кто из домашних посылал за каретой в день маскарада...

– Но он мог послать за каретой и уехать и из другого места, а вернуться только сюда.

– Нет, он это не мог сделать, потому что Цветинский следил и видел, что извозчик наемной кареты прямо завернул сюда и не спрашивал, останавливаться у решетки или нет и тот ли это дом, который нужен. Значит, он хорошо знал место, уехал отсюда и знал, куда привезти, иначе он непременно потребовал бы пояснений. Ваши извозчики наемных карет ужасно бестолковы.

– Таким путем вы должны были узнать тогда все, – сказал князь.

– Представьте себе, что почти ничего. Я узнал лишь, что в день маскарада посылала за наемной каретой и уезжала в ней госпожа Лубе, француженка, бывшая у Елагина при его воспитаннице...

– Правда, она перешла к вам в дом; мне Цветинский говорил это. Что она делает тут?

– Живет просто, – ответил Жорж. – Но согласитесь, что византийский царь и мадам Лубе мало имеют общего. Это, вероятно, простое совпадение. Она низенькая, толстенькая, а он был высокий и стройный. Цветинский подтвердит вам это...

– Скажите, пожалуйста, – поинтересовался Бессменный, – если это не нескромно будет с моей стороны, почему вы так близки с Цветинским, что принимаете участие в его делах?

– Почему я так близок с ним, вам, как его приятелю, я могу сказать, хотя я был бы рад закричать об этом на целый свет: он спас мне жизнь...

– Неужели?

– В Париже, в 1788 году. Он тогда приезжал туда и остановился на квартире вот у этой самой госпожи Лубе, которая здесь в настоящее время. Случайно он услышал за стеной разговор...

Но Жорж не договорил. Откуда-то сверху, прошуршав сквозь шапку кустов, упало что-то, блеснуло и ударилось о землю. Бессменный нагнулся и поднял. Это был его золотой медальон.

Обстоятельства, способствовавшие этой находке драгоценной для князя вещи состояли в следующем.

Граф Феникс, вернувшись домой от банкира, быстро направился к потайной комнате за кабинетом и на ходу приказал Петручио:

– Я должен провести тря дня в своей лаборатории; отнесите мне туда консервов – тря дня я не выйду. Никого не принимайте, скажите – я уехал.

– Вас ждет в саду князь Бессменный, – доложил Петручио.

– Не до него мне теперь! Скажите – я уехал... Я не могу принять его! – и Феникс вошел в лабораторию, причем запер за собой дверь.

На столе с мраморной доской были реторты, содержимые в таком порядке, что можно было сию же минуту пустить их в работу. На другом столе лежали костяные дощечки, пергамент, книги и медальон.

После своей бессонной ночи над этим медальоном граф Феникс отрывался от него лишь ради неотложных дел, таких как, например, сегодня утром. В буквах и знаках медальона таился ключ к иероглифам, изображенным на пергаменте. Таких медальонов было всего четыре на свете, и один из них был в России, у князя Бессменного, прадед которого, посланный Петром Великим за границу, вывез оттуда это поистине сокровище для человека посвященного.

Графу Фениксу было открыто полное описание медальона и сообщен рисунок внешнего его вида. Отправляясь в путешествие в Россию, он решил достать этот медальон во что бы то ни стало. Где были остальные три – он не знал, но достаточно было обладать одним из них, чтобы разобрать при помощи их ключа иероглифы пергамента, и тогда (так обещано было посвященными) человек познавал высшую мудрость, какая только может быть доступна смертному, и он получал власть над элементами природы, над металлами, над другими людьми и был неуязвим для своих врагов, как бы сильны они ни казались.

Вот отчего граф Феникс, получив от Кулугина медальон, радостно воскликнул, что теперь он никого не боится и что угрозы индуса не страшны ему. Он верил, что с помощью своего пергамента и ключа к нему достигнет высших знаний, могущих поставить его выше всех на этом свете.